Аллан и прорванная завеса

Служанка Мариса терпеливо разжигала уголь в жаровне. Многозначительно глядя Аллану в глаза, она передала ему трубку. Растянувшаяся на подушках, леди Рэгнолл смотрела с нетерпением, как авантюрист держал чашу, чтобы вдохнуть пары жаровни. Он взял в рот мундштук богато украшенной трубки.

Мариса бросила щепотку порошка из листьев на жаровню, и когда зашипел пар, Куотермейн вдохнул. В то же мгновение знакомый аромат аромат запустил щупальца глубоко в мозг, но еще перед тем, как он почувствовал, как настоящая личность начинает распадаться перед потоками паров, он знал, что что-то пошло не так.

Библиотека пропала, и он проваливался через огромную пропасть, где на границе вселенной были инопланетные звезды и выли ужасные боги. Когда невнятная чернота поглотила его, мертвец понял, что на этот раз тадуки предложил не другую жизнь. На сей раз он предложил ему не что иное, как вторую смерть, куда менее героическую, чем первая, но гораздо более окончательную. Далеко, как будто в другом мире, он услышал, как закричала темнокожая служанка.

Потом не осталось ничего, кроме всепоглощающего света.

Глава II. На обломках времени

В затхлой, коричневой скорлупе библиотеки леди Рэгнолл, лирически освещенной сонетами, полыхающими в очаге, резная трубка тадуки выпала из ослабевших пальцев считавшегося погибшим великого искателя приключений Аллана Куотермейна. Присевшая сбоку и склонившаяся над жаровней, где лежали растертые листья тадуки, нубийская служанка внезапно оглушительно закричала.

— Мариса? Дорогая, что случилось?

Леди Рэгнолл, похожая на мумию, поднялась так высоко, как могла, в самодельной постели из двух промятых диванов в центре освещенной огнем библиотеки. Ее влажные глаза тревожно и вопросительно смотрели на служанку, которая н стояла а коленях у растянутого, сотрясаемого конвульсиями тела старого авантюриста. Мариса в ужасе открыла рот, глядя на тело, похожее марионетку с обрезанными нитками, прижала ладонь к тропическим губам, лицо ее побледнело так, что ритуальные шрамы прекрасного обезображивания выделялись на обсидиановых щеках. Сквозь застывшие тени на полу комнаты тонкий, как у болотной цапли, голос леди Рэгнолл снова позвал ее, теперь настойчивей.

— Скажи мне, что случилось! Мистер Куотермейн жив или мертв?

Мариса не могла вымолвить ни слова. Обученная как жрица священного препарата тадуки в самых далеких землях Конго, прежде чем прибыть сюда, чтобы помогать вдове в экспериментах с божественным наркотиком, она считала загадочные видения видом другого зрения, и не всегда представляла мир так, как другие. Но теперь, когда она недоверчиво и пристально смотрела на старого исследователя, сотрясающегося на паркетном полу, Мариса созерцала зрелище, о котором ни она, ни любая другая жрица давней традиции даже не слышали, не то чтобы быть свидетелем.

Куотермейн вывернулся наизнанку. По крайней мере, таково было первое впечатление Марисы, когда перед ней предстало множество выпущенных наружу внутренних органов, взорванные кости внешнего скелета. И все же чем больше она вглядывалась в этот гротескный анатомический ужас, дрожащий перед ней на деревянном полу, тем больше она теряла уверенность в своих познаниях. Ее изумленному взору казалось, что происходило что-то тонкое и своеобразное. С одной стороны казалось, что плоть еще была снаружи, но в то же время она была какой-то измененной, прозрачной, открывающей внутреннее тело… но и это тоже не вся правда, как поняла Мариса, пока наблюдала в испуганном удивлении. Она не просто видела сквозь внешние слои тела. Можно было разглядеть органы внутри, как будто с некой невообразимой точки зрения, когда видно и изнутри, и снаружи. Видно было лицо Куотермейна с застывшим выражением ужаса в его чертах, и все же оно было как-то приподнято над головой исследователя, словно отдельная секция диаграммы. Всматриваясь в эти застывшие фрагменты мозаики, можно было увидеть мраморную белизну черепа, саму расположенную так, что можно рассмотреть мозг, развернутый в непривычной плоскости пространства, обнажающей кору с нервным костным мозгом посередине. Каждый дюйм тела, снаружи и внутри, Мариса могла видеть в его откровенном и отвратительном убранстве.

Хуже всего был другой ужасающий феномен: когда конечности двигались, каждый жест оставлял за собой поток кажущихся твердыми остаточных изображений, так, что движение прозрачной руки демонстрировало веер костей, каждая — оперенная туманными венами, как крылья некого фантомного лебедя, как фигура из странной геометрии.