Я знал, насколько силён мимик. В разы сильнее, чем вооружённый до зубов пехотинец в бронекостюме. Он весь покрыт панцирем, под которым прячется прочный скелет. Чтобы пробить такую тушу, нужны пятидесятимиллиметровая пушка и бронебойные снаряды. Я ничего не смогу ему сделать, а он без жалости разорвёт меня. Я почувствовал себя жучком, которого вот-вот раздавит сельскохозяйственный комбайн.
— Пиздец.
Первое копьё навылет пробило мне бедро и развернуло спиной к мимику. Второе сделало дыру в спине. Куда попало третье — не помню: был слишком занят тем, что пытался проглотить собственные органы.
Я потерял сознание.
Часть 7
Недочитанная книга в мягкой обложке лежала у подушки.
Ёнабару пересчитывал признания на верхней койке.
— Кэйдзи, подпиши-ка.
— Слушай, у тебя пистолет при себе?
— Конечно.
— Можно посмотреть?
— Что, начал ценить хорошее оружие?
— Не, мне для другого…
Свисающая с верхней койки рука исчезла, затем появилась снова, держа чёрную блестящую сталь.
— Учти, заряжен. Чур, в меня не целиться.
— Лады.
— Давай-давай! Вот станешь капралом, тоже сможешь брать игрушки в постель, и мама не заругает. Сам понимаешь, против мимиков эта пукалка ничего не сделает. В бронекостюме у тебя с собой двадцатимиллиметровый автомат и трёхзарядный гранатомёт. А в обед, как говорится, лишний банан не считается. Кстати, подпиши.
Я молча вставил в рот холодный ствол, в котором пряталась девятимиллиметровая пуля. И спустил курок.
Часть 8
Недочитанная книга в мягкой обложке лежала у подушки.
Я вздохнул.
— Кэйдзи, подпиши-ка. — С верхней койки свесилась голова Ёнабару.
— Как скажешь.
— Что-то ты мрачный. Не заморачивайся особо по поводу операции.
— Я не заморачиваюсь.
— Забей, поначалу у всех так. Это как с бабами — чего только не нафантазируешь, пока не потрахаешься в первый раз. А в итоге самое кайфовое — дрочить в предвкушении.
— Не ожидал от тебя такого.
— А вот! Я знаю, о чём говорю.
— Интересно… Что, если бы твой первый раз продолжался вечно?
— Это как вообще?
— Никак, но ты попробуй представить. Допустим, ты играешь в игру, делаешь первый ход, но затем игра начинается сначала.
— Ну ты загнул… — На лице Ёнабару отразился мыслительный процесс. — Ты сейчас про секс или про войну?
— Я тебя никогда в жизни не спрошу про секс.
— Если кто-то предложит мне заново пережить Окинаву, он пойдёт на хуй автоматически. Даже под угрозой расстрела — нет.
«А если бы и этот расстрел из раза в раз повторялся?»
Человек — существо самостоятельное, может и жопу себе подтереть, и важное решение принять. Обстоятельства, конечно, играют роль, но не главную.
Разумеется, я не говорю, что выбор есть у каждого. Кому-то с раздачи достаются никудышные карты, а кому-то — козырной туз. Бывает и так, что жизненный путь внезапно заканчивается тупиком. И всё же до тех пор человек идёт по дороге самостоятельно. Даже перед лицом палача у человека есть выбор: смиренно склониться или брыкаться, пока тебя держат четверо.
Но я не мог избежать боя. Возможно, за Татэямой есть огромный водопад, обозначающий край мира, но я никогда не смогу это выяснить. Мне предстоит каждый день бродить по базе, валяться на поле боя и умирать, как бессильному жуку. Подует ветер, и я оживу, чтобы умереть снова. Я не могу брать с собой ничего в следующий виток петли. Ничего, кроме одиночества, запредельного страха и памяти об отпечатке спускового крючка на пальце…
Что же, в этом хре́новом мире есть хренова временная петля. Хорошо. Я достал из-под подушки гелевую ручку и написал на руке: «5». С этой маленькой цифры начинается моя борьба.
Всё-таки кое-что я могу переносить между витками. И это — лучшее, что только есть во всём грёбаном свете. Теперь я смогу в последний момент уворачиваться от снарядов и убивать мимиков одним ударом. Рита Вратаски научилась сражаться на недостижимом для человека уровне, но с бесконечным запасом времени этому научусь и я.
Если я способен хотя бы на это…
Если у меня есть способ хоть как-то менять этот повторяющийся день…
Если это единственное, чем я могу ответить этому сраному миру…
Глава 2. Сержант Феррел
Часть 1
Один китайский император сказал: «Хорош тот кот, который ловит мышей». С этой точки зрения валькирия Рита Вратаски — идеальная кошка, а я, способный только бесцельно метаться по полю боя, — бесполезная дворняга, которую только на сямисэн[4] пустить. Генерал-майор сдувал пылинки со шкурки Риты, а моя ему была до лампочки.
Хренова физподготовка продолжалась полных три часа. Включая хреновы отжимания с удержанием.
Я так напряжённо думал о том, как быть дальше, что совсем не смотрел по сторонам. Американский спецназ глазел на нас где-то с полчаса, потом заскучал и вернулся в свою казарму. На Риту я не пялился, так что она к нам не присоединилась, и в итоге мы огребли физподготовки по полной.
В принципе это можно считать доказательством того, что мои действия всё-таки влияют на происходящее. Если я пялюсь на Риту, физподготовка заканчивается за час. Бессмысленным упражнениям — бессмысленный конец.