All Flesh is Grass

I ran over and grabbed him by the ankles and pulled him out and stood him on his feet. He was bleeding a little from where he'd rubbed along the pavement and his clothes were torn and dirty. But he wasn't angry any more; he was just plain scared. He was looking down the road as if he'd seen a ghost and he still was shaking.

А потом загадочный барьер задал ему жару. Его отшвырнуло прочь  — будто внезапным порывом ветра свалило с ног, и он покатился кувырком по шоссе. Наконец он влетел под задранный в небо нос своего же грузовика и там застрял.

Я подбежал к нему, выволок за ноги из-под машины и помог подняться. Он был весь в кровоточащих ссадинах  — ободрало асфальтом,  — одежда разорвана и перепачкана. Но злость как рукой сняло  — теперь он попросту перепугался. Он с ужасом глядел на дорогу, будто ему там явилось привидение, и его била дрожь.

“But there's nothing there,” he said.

“There'll be other cars,” I said, “and you are across the road. Hadn't we ought to put out some flares or flags or something?”

That seemed to snap him out of it.

“Flags,” he said.

— Там же ничего нет!  — сказал он.

— Скоро день, пойдут машины, а ваша торчит на самом ходу,  — сказал я.  — Может, выставим сигналы, фонари, что ли, или флажки?

Тут он словно опомнился.

— Флажки?

He climbed into the cab and got out some flags.

I walked down the road with him while he set them out.

He put the last one down and squatted down beside it. He took out a handkerchief and began dabbing at his face.

Залез в свою кабину, вытащил сигнальные флажки и пошел расставлять их поперек шоссе. Я шагал рядом.

Установив последний флажок, он присел на корточки, вытащил платок и стал утирать лицо.

“Where can I get a phone?” he asked. “We'll have to get some help.”

“Someone has to figure out a way to clear the barrier off the road,” I said. “In a little while there'll be a lot of traffic. It'll be piled up for miles.”

— Где тут телефон?  — спросил он.  — Надо вызвать подмогу.

— Кто-нибудь должен сообразить как снять этот барьер,  — сказал я.  — Скоро здесь набьется полно машин. Такая будет пробка  — на несколько миль.

He dabbed at his face some more. There was a lot of dust and grease. And a little blood.

“A phone?” he asked.

“Oh, any place,” I told him. “Just go up to any house. They'll let you use a phone.”

Он все утирал лицо. Оно было в поту и в смазке. И ссадины еще кровоточили.

— Так откуда тут позвонить?  — повторил он.

— Да откуда угодно,  — сказал я.  — Зайдите в любой дом, к телефону всюду пустят.

And here we were, I thought, talking about this thing as if it were an ordinary road block, as if it were a fallen tree or a washed-out culvert.

“Say, what's the name of this place, anyhow? I got to tell them where I am calling from.”

“Millville,” I told him.

А про себя подумал: ну и ну, разговариваем так, будто на дороге нет ничего необыкновенного, просто дерево упало поперек или канаву размыло.

— Послушайте, а как называется это место? Надо же им сказать, где а застрял.

— Милвилл,  — сказал я.

“You live here?”

I nodded.

He got up and tucked the handkerchief back into his pocket.

“Well,” he said, “I'll go and find that phone.”

— Вы здешний?

Я кивнул.

Он поднялся, засунул платок в карман.

— Ладно,  — сказал он.  — Пойду поищу телефон.

He wanted me to offer to go with him, but I had something else to do. I had to walk around the road block and get up to Johnny's Motor Court and explain to Alf what had happened to delay me.

I stood in the road and watched him plod along.

Он ждал, что я пойду с ним, но у меня была другая забота. Надо было обойти эту непонятную штуку, которая перегородила шоссе, добраться до «Стоянки Джонни» и объяснить Элфу, почему я задержался.

Я стоял и смотрел вслед водителю грузовика.

Then I turned around and went up the road in the opposite direction, walking toward that something which would stop a car. I reached it and it stopped me, not abruptly, nor roughly, but gently, as if it didn't intend to let me through under any circumstances, but was being polite and reasonable about it.

Потом повернулся и пошел в другую сторону, к тому невидимому, что останавливало машины. Оно остановило и меня  — не рывком, не толчком, а мягко: словно, отнюдь не собираясь меня пропустить, предпочитало при этом сохранять учтивость и благоразумие.

I put out my hand and I couldn't feel a thing. I tried rubbing my hand back and forth, as you would to feel a surface, but there was no surface, there was not a thing to rub; there was absolutely nothing, just that gentle pressure pushing you away from whatever might be there.

Я протянул руку  — ничего! Я пытался нащупать невидимую стену, потереть ее, погладить  — но погладить было нечего, моя ладонь ничего не ощущала, под нею ничего не было, ровным счетом ничего,  — одна лишь непонятная сила, которая мягко отталкивала, отжимала меня прочь.