Алхимик

Нейдж молчит, парализованная ужасом. Всё, что она придумала себе там, в безопасности собственной спальни в Восточном Краю, теперь кажется глупым и бессмысленным. Её начинает бить крупная дрожь. Джек подступает к ней, скрипят когти о камень пола, с шипением вырывается из глотки дыхание. Ребёнок в корзине шевелится и тревожно всхлипывает.

— Я разорву тебя на части. И, пока ты будешь истекать кровью, на глазах съем твоего младенца.

Нейдж падает на колени, сгибаясь над корзиной, укрывая её руками. Страх властвует ей целиком, бесконечно. Джек делает ещё шаг. Всхлипывания ребёнка сменяются громким плачем.

«Теперь…теперь… — бьется в голове. — иначе будет поздно…»

Она вырывает из манжеты булавку и с силой вгоняет её в запястье. Боль огненной стрелой пронзает её, отрезвляя.

Мантикор замирает, удивлённый.

— Я… — с трудом поднимает голову женщина, — заплатила вам, Рипперджек.

Молчание повисает в пещере, даже младенец затихает, испуганный. Нейдж поднимается на ноги.

— Я знаю, что ваша пища — страх Вам не нужна людская плоть, чтобы насытится. Вы убиваете, чтобы страх жил в сердцах людей. Младенцев, которых подносят вам, вы принимаете, потому, что подносящие их бояться. Но их страх — ненастоящий, ведь они знают, что подношение удержит зверя от нападения. Я же дала вам истинный ужас. За себя и за этого ребёнка.

Она смотрит прямо в огромные золотые глаза.

— Вы довольны, сэр?

Джек запрокидывает голову и издаёт протяжный, раскатистый рык. Спустя мучительно долгие мгновения, женщина понимает, что он смеётся.

— Правду говорят: истинный повар не тот, кто в совершенстве знает вкус еды, а тот, кто в совершенстве знает вкус едоков. Ты великолепна, Нейдж Тинсоу, твоя слава хоть и дурна, но правдива. Я принимаю твою плату. Твоя дочь будет дома сегодня к вечеру.

Женщина низко кланяется, стараясь скрыть слёзы облегчения.

— Спасибо, сэр! Спасибо вам…

— Иди, — рычит мантикор, — не позволяй себе обмануться. Я не помог тебе, я лишь заплатил за твой труд.

Нейдж кивает и, подхватив корзину, пятится к выходу. Джек отворачивается, возвращаясь к шкафу.

— Стой, — властный рык останавливает Тинсоу, словно замораживая её изнутри. Она медленно оборачивается.

— Как ты смогла родить в себе истинный страх, если знала, что я не стану убивать ни тебя, ни младенца?

Нейдж не находит в себе сил взглянуть на чудовище.

— Я не знала. Я хотела в это верить, когда выходила из дома, но я не могла в это поверить, когда переступила через этот порог.

Удовлетворённый рык эхом отражается от каменных сводов.

— Воистину, для людей незнание — величайшее из благ. Теперь иди. И никогда больше не приходи сюда.

* * *

— Но дорогая моя! Я прошу тебя — подумай ещё раз. Ты представляешь, что будут говорить люди?

Рандсакса Иль, старшая сестра Нейдж, говорит, не прерывая своего вязания — обычного для неё занятия в последние годы. Нейдж занята младенцем — она держит бутылочку, которую он, с обычной своей жадностью, сосёт.

— Развод для женщины твоего статуса недопустим. К тому же, с этим ребенком, как ты рассчитываешь найти нового мужа? Да и работа — кто из этих богатых джентльменов знал, что именно ты была автором тех замечательных блюд, которые прославили поварскую чету Тинсоу? Тебя не возьмут главным поваром просто потому что ты — женщина.

— Оставь это сестрица, — наконец отвечает Нейдж, — Всё уже решено. Я не могу жить с мужчиной, который продал собственную дочь. К тому же, у меня есть, кем заменить его.

— О! У тебя есть на примете богатый вдовец?

— Боюсь, что нет. Он сирота и за душой у него ни гроша. Но этот мужчина был дарован мне Всевышним, и отказаться от него было бы преступлением против Вышней Воли.

Рандсакса морщится, выражая так крайнее недовольство.

— Ты слишком привязываешься к нему. Он может не пережить этой зимы.

Нейдж качает головой и улыбается ребёнку.

— Он переживёт. Дважды он должен был покинуть этот мир и дважды спасся. Нет, смерть не скоро придёт за ним, Ранди.

Сестра сокрушенно вздыхает.

— Я слышала, вы познали таинство крещения. Как священник назвал его?

— Джекфри, — улыбается Нейдж. Рандсакса озабоченно цокает языком.

— Плохое имя. Плохое. Не нужно тебе дразнить его, дорогая моя.

Нейдж Тинсоу молчит — она должна молчать. Никто не узнает, что у дверей церкви жуликоватого вида громила сунул ей записку. Всего три слова было в ней.

«Назови его Джекфри»

Подписи не было. Она и не была нужна.

Закатные лучи проникали в открытые окна. Олднон, столица империи Альбони, прощался с ещё одним днём.

Твоё сердце в моих руках

Церковный хор похож на тончайший отзвук хрусталя. Детские голоса звонкие, но хрупкие, парят под куполом храма, отражаясь от выбеленных извёсткой стен. А стены, лишенные всякого украшения, кроме трещин и пятен плесени, давят, смыкаются вокруг тяжелым кольцом.