Алиби на выбор

— Амедео Россатти, именем закона вы арестованы! Вы обвиняетесь в убийстве Эузебио Таламани!

Не понимая, что происходит, ошеломленный Амедео запротестовал:

— Опять начинается?

— Нет, продолжается! Ваши хитрости ни к чему не привели, они только навлекли позор на двух молодых девушек, которые еще раскаются в том, что слушались вас!

Считая, что игра закончена и Амедео уже невозможно спасти, Тимолеоне Рицотто решил не ломать себе больше голову над этим делом. Он подумал было пойти предупредить дона Адальберто, но и падре ведь не сумел бы переубедить этого полицейского, преисполненного сознания своего долга.

Суматоха еще увеличилась, когда в самый разгар перепалки в кабинете появился карабинер Бузанела, толкая перед собой двух пленниц: Терезу и Сабину. Маттео напрасно надрывался, требуя тишины. Схватив Терезу за плечи, он стал ее трясти.

— Ведь вы мне солгали, правда?

— Меня попросила Сабина!

— А вы, Сабина?

— Я хотела помочь Амедео!

— А почему вы захотели ему помочь?

— Потому что его обвинили в страшном преступлении!

— Ну и что?

— Он невиновен!

— А вы что об этом знаете?

— В этот вечер у Таламани было свидание с одной из дочерей сапожника Бертолини.

— Это еще что за новая история?

— Он любил Эуфразию, и она его тоже.

Тереза запротестовала:

— Ты ошибаешься! Это была не Эуфразия, а Клара!

— Совсем нет! Эуфразия.

— Да что ты говоришь?! Клара сама мне рассказывала о своей любви к Эузебио. Она говорила, что когда они поженятся, она поедет с ним в Милан и будет там жить как настоящая дама!

— Ты все перепутала, Тереза! А мне Эуфразия клялась, что Эузебио собирается на ней жениться и что после этого они уедут в Швейцарию!

Состояние Чекотти напоминало сейчас то, которое испытывает пловец, думающий, что он почти у берега и вдруг замечающий, что он был жертвой миража и берег еще очень далеко, так далеко, что нет надежды до него добраться. Слепой гнев охватил его и лишил последних остатков хладнокровия. Схватив стоявшую на столе пустую бутылку, он хватил ею изо всех сил по стене. Бутылка разлетелась вдребезги. После этого взрыва ярости немедленно наступило молчание. Маттео просунул палец в узел своего галстука и освободил его. Потом расстегнул воротник. И наконец сказал глухим голосом:

— Слушайте меня хорошенько, вы обе… Не принимайтесь больше за свое, ладно? Мне нет никакого дела до Эуфразии и Клары, не вижу никакой связи между поведением этих девушек и преступлением, в котором обвиняют Россатти!

Мягкая, невозмутимая Сабина посмотрела на полицейского тем невинным, чистосердечным взглядом, который вызывал у него желание закатить ей пощечину.

— Но как же, синьор? Если Эузебио прогуливался с Эуфразией, значит, он не был с Амедео… и даже, если бы они встретились, Амедео только порадовался бы, что Эузебио предпочитает Аньезе другую девушку!

— А с кем, по-вашему, Таламани обручился в тот день?

Тереза стала объяснять:

— Я думаю, что Эузебио сделал это для того, чтобы мэтр Агостини оставил его в покое, но он все равно никогда не женился бы на Аньезе… На девушке, которую не любят, не женятся, особенно, когда любят другую. Правда, синьор?

— Об этом я ничего не знаю! Кроме того, я уверен, что вы лжете! Бузанела, отведите их в камеру, они поедут со мной в Милан, и наденьте наручники на Россатти. Убийца не должен расхаживать со свободными руками!

Бузанела никогда не отличался особой смелостью; с другой стороны, он полностью подчинялся военной дисциплине. Надеть наручники на капрала, своего непосредственного начальника, было чем-то выходящим за пределы его разумения. Тем не менее, преодолев внутреннее сопротивление, он уже направлялся к Амедео, когда перед ним выросла Элоиза. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

— Только прикоснись к нему! В тот же миг я так изуродую тебя, что ты сам себе испугаешься, если посмотришься в зеркало!

Иларио дорожил сохранностью своих черт, каждой в отдельности и всех вместе. Он обратился за помощью к Тимолеоне.

— Вы не хотели бы надеть на него наручники, шеф?

— Я? Ты это серьезно? Если я не ошибаюсь, ты уже начинаешь отдавать мне приказания, Бузанела.

Вне себя от ярости, Чекотти выхватил наручники из рук карабинера, оттолкнул донну Элоизу и уже собирался надеть их на Амедео, но в это мгновение в кабинет ворвался Замарано со старым охотничьим ружьем в руках, а за ним Зефферино, размахивающий солидной дубиной. Сыровар завопил:

— Здесь, кажется, что-то замышляют против моей дочери? Кто же это? Пусть покажется! Клянусь кровью Спасителя, я выпущу ему кишки и только после этого начну переговоры! А ты, Зефферино, что ты собираешься сделать?

Каменщик завертел своей дубиной, как будто это была обыкновенная тросточка, и бесхитростно сообщил:

— Я размозжу ему черепушку.

Сабина прижалась к своему жениху, а Тереза спряталась за спиной сыровара. Возмущенный этим бунтом, который казался ему невероятным, Маттео резко сказал, обращаясь к Тимолеоне:

— Ну как, синьор? Вы разрешите им безнаказанно издеваться над государственной властью?