Альянс бунта

Роберт опускает руки.

— Как ты можешь так говорить? Это очень важное решение. Пресли должна принимать его сама. Она заслуживает возможности принять его самостоятельно.

Я бросаю на него многозначительный взгляд, и он, словно осознав, насколько лицемерным делает его это заявление, отворачивается, устремляя свой взгляд в пол, и его щеки вспыхивают от стыда.

Этому ублюдку и должно быть стыдно. Все это время он пытался принимать решения за свою дочь, решал, что для нее лучше, пытался заставить ее делать то, что он хочет. И вот теперь она лежит без сознания на больничной койке, а Роберт Уиттон только что принял за нее решение, что, если хирурги сочтут нужным, они должны сделать гистерэктомию и лишить ее шансов когда-либо выносить собственных детей, в надежде, что именно этого она и хотела бы.

Я думаю, что Чейз выбрала бы именно это. Она хотела бы жить. Я уже перебираю в уме все возможности, которые откроет перед нами этот выбор, если он осуществится. Мы можем взять ребенка на воспитание. Усыновить. У нас есть варианты. Мы можем решить, что вообще не хотим детей. Эта ситуация сложилась для нас неожиданно. У нас не было возможности поговорить о том, какой мы хотим видеть нашу жизнь в будущем. У нас даже не было возможности подумать об этом.

— Готов поспорить, что сейчас ты жалеешь о том, что не позволил мне сделать ей предложение, — резко говорю я, поднимаясь на ноги. — Я мог бы принять решение и сказать им, что делать. Это сняло бы тебя с крючка. Может быть, если бы ты позволил мне принять решение быть рядом с Чейз, ничего бы этого не случилось. Мы бы записались хотя бы на чертово УЗИ. Увидели бы, что есть проблема.

— Это несправедливо, Пакс. Будь благоразумен. Я делал только то, что считал лучшим для Пресли. Разве ты не хотел бы того же для своего ребенка? Разве ты не хотел бы защитить его интересы любой ценой?

— Я не знаю. Я только что потерял своего ребенка.

Его лицо вытягивается. Реальность того, что я только что сказал, оседает, как тупая тяжесть в центре моей груди. Она пульсирует там, болит, умоляет обратить на нее внимание, но у меня нет ресурсов, чтобы заняться ею прямо сейчас. Я могу думать только о Чейз, лежащей на операционном столе. Роберт решил сосредоточиться на решении, которое ему пришлось принять ради Чейз, но есть очень реальный шанс, что она может даже не пережить операцию. Я боюсь того, что будет дальше, если это случится. Мне придется отвечать за свои действия, что, скорее всего, будет означать тюремный срок; когда моя ярость уляжется, от Маунтин-Лейкс останутся одни руины.

— Мне очень жаль, Пакс, — бормочет Роберт. — Я понимаю, что был несправедлив к тебе. Я знаю, как сильно ты ее любишь.

— Нет, Роберт. Думаю, что ты не знаешь.

После этого мы сидим в тишине. Вокруг нас суетятся медсестры и врачи, словно тромбоциты, текущие по артериальным венам, разнося по организму столь необходимые материалы, выполняя жизненно важные задачи.

Светильники над головой издают жуткий, пронизывающий гул.

От запаха чистящих средств и дезинфицирующего средства для рук хочется блевать.

Проходит час.

Я сижу на стуле рядом с Робертом, прислонившись затылком к стене, закрыв глаза, и считаю в уме — это единственный способ не поддаться начинающемуся приступу паники, который я чувствую внутри себя. Когда голос наконец прерывает мои подсчеты, он не принадлежит хирургу Чейз.

— Пакс Дэвис?

Я открываю глаза и вижу, что на меня смотрит полицейский. Ему около тридцати. Чисто выбрит, волосы безупречно подстрижены, как будто он считает себя солдатом, а не полицейским. Его рука лежит на кобуре, как будто мужчина уже ожидает от меня неприятностей.

— Что? — спрашиваю я.

— Вы Пакс Дэвис? — повторяет он.

— Да.

— Мне нужно, чтобы вы пошли со мной, мистер Дэвис.

— Зачем?

Он смотрит на меня как на идиота. Черт меня побери, не надо было угонять ту машину.

— Вы и ваши друзья нашли труп сегодня вечером? — спрашивает полицейский.

— Ах. Это.

Роберт недоверчиво смотрит на меня.

— Что?

Наверное, я забыл рассказать ему об этом.

— Нам нужно задать вам несколько вопросов, чтобы точно установить, что именно произошло, — говорит офицер. — Вас и ваших друзей будут допрашивать отдельно…

— Господи, вы же не думаете, что мы к этому причастны. Мы были наверху, искали еду для моей девушки, которая заболела. Она сейчас находится в операционной, ей делают операцию, спасающую жизнь…

— Извините, мистер Дэвис, но я вынужден настаивать…

— Я арестован?

— Нет, пока нет. Нам пока не удалось связаться ни с кем из членов совета директоров.

— Тогда я никуда не поеду. Я приду в участок и отвечу на ваши дурацкие вопросы, как только узнаю, что моя девушка в безопасности. А до тех пор я остаюсь здесь.

— Пакс, может, тебе лучше пойти, — говорит Роберт.

Клянусь богом, как только все это закончится, я набью этому ублюдку морду.

— Ты хоть на секунду думаешь, что я добровольно покину эту больницу, пока не узнаю, что с Чейз все будет в порядке? Серьезно?

— Я могу арестовать вас за незаконное проникновение на территорию академии, — предупреждает коп.