Альянс бунта (ЛП)

— О? Что за прослушивание? Актерское? Музыкальное? — Слоан наполняет чайник из крана и ставит его на плиту кипятиться.

— Музыкальное. Я играю на фортепиано. Но это прослушивание по композиции. Для летней композиторской консерватории в Сиэтле. Парень, который будет вести ее в следующем году, просто гений. У меня никогда больше не будет возможности учиться у него. Так что, да. Давление налицо. Я должен был репетировать всю ночь… — Мой рот продолжает двигаться, слова вырываются наружу. Какого черта я чувствую себя обязанным рассказать этой женщине всю историю своей жизни? То, как она кивает, слушая и задавая вопросы, заставляет меня думать, что ей действительно интересно то, что я говорю.

Я рассказываю ей все о консерватории. Сетую на то, что сегодня мне придется идти к Майклу на обед в дурацкий ресторан и на ужин по случаю открытия. И очень быстро перестаю ворчать, как только Майкл возвращается на кухню с полотенцем, обернутым вокруг талии. Он игнорирует нас обоих, потягивая кофе, пока мы продолжаем наш разговор, пока…

— Мерчант? Фамилия этого парня Мерчант?

Я смотрю на него.

— Да. Тео. Изначально он собирался стать концертирующим виолончелистом, но теперь переходит в медицину.

Майкл кивает.

— Он проходил практику в больнице Святого Петра. Зи проверял его, когда он только начал работать.

— Господи. Такая забота, — говорит Слоан, но с такой нежностью, которая показывает, что она ничуть не раздражена. — Да, я с ним встречалась. Странно, да? Кажется, мир реально тесен. Он очень умный парень. Собирается стать… неврологом? По крайней мере, мне кажется, он говорил, что хочет специализироваться именно на этом. Удивительно, что он собирается преподавать в этой консерватории.

— Да. Это будет единственный случай. Если бы я смог проработать свою пьесу вчера вечером, у меня, возможно, был бы шанс занять это место. — Я изображаю крайнее раздражение, чтобы Майкл понял, что я все еще злюсь из-за того, что у меня отняли вечер.

— Хочешь место в консерватории? — спрашивает Майкл, бережно держа в руках чашку кофе, как будто он так же ценен, как новорожденный ребенок.

— Да, черт возьми, хочу.

— И ты вернешься сюда, в Сиэтл, на какое-то время?

— По крайней мере, на три месяца.

— Кэрри тоже будет здесь?

Боже, мог бы он быть еще более прозрачным?

— Именно так. Она бы тоже приехала. Жаль, что сейчас мои шансы — один к тысяче.

Майкл улыбается улыбкой, которую можно отнести только к разряду загадочных.

— Не волнуйся. Уверен, что ты получишь это место.

— Там будут музыканты мирового класса из Швейцарии, Германии, Австралии…

Он плетется из кухни, посмеиваясь себе под нос.

— Как я и сказал, Ловетт. Я уверен, что ты получишь это место.

ГЛАВА 14

ПРЕСЛИ

Они называют это «шевеление плода» — момент, когда вы впервые чувствуете, как ваш ребенок движется внутри вас. Когда это случилось со мной, я стояла возле торгового центра, промокшая под дождем, с прилипшими к голове волосами. Почти на месяц раньше срока тревожное, странное ощущение трепетания застало меня врасплох: вихрь крошечных пуховых перышек коснулся моих внутренностей.

Телефон засветился в моей руке, словно сигнальная ракета в темноте, имя Пакса мелькнуло на экране, и на долю секунды ирония всей ситуации стала невыносимой, я хохотала как сумасшедшая над нелепостью всего этого.

Как долго я преследовала Пакса Дэвиса? Сколько лет фантазировала о том, что он будет моим? И вот в тот самый момент, когда судьба решила свести нас вместе, она пошла дальше и подбросила нам этот неожиданный сюрприз.

Ребенок.

Его ребенок.

И ни какого выхода из этой ситуации, как бы я ни старалась разобраться в ней и под сколькими разными углами на нее ни смотрела. Я прижимала руку к животу, изумляясь и страшась того, что пыталась притвориться, что внутри меня ничего не происходит, и плакала. Плакала о жизни, которая, как я думала, у меня будет, уезжая в колледж. О жизни, которую хотела разделить с Паксом. И о жизни, которая случайно пустила корни внутри меня, тихо появившись без приглашения, наполнив меня таким количеством противоречивых эмоций и чувств, что я даже себя больше не узнавала.

Сегодня я стою возле другого торгового центра, прикрывая рукой живот в защищающем жесте, пока ребенок делает кувырки, и мне не лучше. Я все еще потеряна. Растеряна. И напугана. Выражение лица Пакса, когда он увидел мой живот…

Сегодня идет снег. Не дождь. Крупные, замысловатые снежинки кружатся в воздухе, опускаясь на мои плечи и толстые шерстяные рукава моего черного пальто. На парковке шины машин образовали глубокие лужи и вязкое болото, полное гравия и грязи, по которым нужно осторожно пробираться, чтобы попасть в здание в сухих носках. Холод ощущается как электричество, как живая сила в воздухе. Я шиплю, моя нервная система бунтует, когда осторожно иду по тропинке к крытому входу в магазин.

В седьмой раз за это утро в кармане оживает телефон, сигнализируя о том, что Пакс снова пытается связаться со мной. Я даже не проверяю, он ли это. Мне невыносимо видеть его имя на экране.

Выражение его лица.

Черт!

Выражение его лица.