Алгоритм невозможного

— Утверждение по меньшей мере спорное. Но даже если ты и прав, то все равно ничего не изменить. От нас это не зависит.

— Вот-вот, — подхватил Фан-Орт. — Мы вроде пешек, тебя не возмущает такая несправедливость?

— Давай переменим тему, — уклонилась от ответа Орена. — Неужели ничего больше тебя не интересует? Есть же спорт, искус-ство, интеллектуальные игры…

— Пустая трата времени!

— Придумай еще что-нибудь. Эрро говорит: была бы голова, а проблема всегда отыщется!

— Нашла, кого слушать!

— Опять! — укоризненно произнесла Орена. — Нехорошо так предвзято относиться к товарищу! Знай же, что я полностью с ним согласна и, как видишь, не сижу без дела. Иначе с ума можно сойти! Кстати, спасибо, что напомнил. Навещу-ка свое хозяйст во…

— Чего ты так торопишься? — попытался удержать ее Фан-Орт.

— Я не надолго. Только взгляну и вернусь. Хочешь пойти со мной?

— Не стоит. Подожду тебя здесь.

Фан-Орт, насупившись, проводил Орену глазами, потом перенес взгляд на экран светозара. Перед ним на фоне черного бархатного неба холодно и отрешенно сияли звезды.

Дурное настроение часто посещало молодого астронавигатора. В такие часы он испытывал томление духа, неудовлетворенность бескрылым существованием. Эти чувства нестерпимо противоречили его вере в свое особое предназначение.

Увлекшись Ореной, Фан-Орт на некоторое время заново обрел полноту жизни. Обрадовался тому, что способен влюбиться и что нашлась девушка, достойная его любви.

Орена, казалось, ответила ему взаимностью. Но ее любовь более походила на дружбу, а способностью дружить он, будучи от природы индивидуалистом, не обладал даже в малой мере. И вскоре чувство недовольства бытием возникло вновь, став да же еще более острым…

Когда, чуть запыхавшись, Орена опустилась в креслице, Фан-Орт спросил со скрытой иронией:

— Надеюсь, с твоими подопечными эмбрионами все в порядке?

— Да.

— Какой же смысл было идти?

— Чтобы убедиться в этом.

— Не доверяешь интеллект-автоматам?

— Ну что ты, после твоих слов…

— Смеешься? Думаешь, я против них? Смотря в чем… Ухажи-вать за эмбрионами — здесь им нет равных. Нуль с девятью девят-ками после запятой, такова вероятность того, что интеллект-автомат не допустит ошибку. А твоя надежность максимум три де вятки!

— Свою надежность ты тоже определил? — обиженно поинтере-совалась Орена.

— Конечно. Семь девяток, — с гордостью сказал Фан-Орт.

— Всего-навсего?

— По-твоему мало? Знаешь, чего это стоило? «Я сделаю из него сверхчеловека любой ценой!» — кричал отец, когда мама за меня заступалась. Мне вводили синтогормоны, облучали сигмаквантами.

— Но сверхстимуляторы смертельно опасны! — ужаснулась Орена.

— То же самое говорила мама. Но отец ее не слушал.

— Они… любили друг друга?

— Любили? Профессор Орт не был способен на это чувство.

«Наш брак — чисто деловое предприятие!» — подчеркивал он. А мама…

В ее жизни была какая-то трагедия… Отца она с трудом выносила, это уж точно.

— А тебя… любила?

— Мне кажется, да. До сих пор помню, как прижимала меня к себе и шептала:

«Бедный мой Фан… Что он с тобой делает! Какую ошибку я со-вершила…

Прости меня, Фан, родной мой…»

— Так ты Фан или Фан-Орт?

— Мое имя — результат неладов между мамой и отцом. Мама хотела назвать меня Фаном, а отец пожелал дать мне свое имя.

Вот в конце концов и получилось: «Фан-Орт».

— Я слушала лекции твоего отца, — задумчиво сказала Орена.

— По анатомии генов? Это его конек!

— Он производил впечатление сильной личности.

— Еще бы… Отец считал себя сверхчеловеком и хотел, чтобы я стал таким же. «Я сделаю из тебя свое продолжение!» — эта фраза врубилась в мою память. При всей своей занятости он уделял мне массу времени. Но не как сыну… Я ни разу не слыша л от него лас-кового слова. И все же я ему благодарен несмотря ни на что: он до-бился своего, хотя я вовсе не желал быть его продолжением.

— Выходит, ты… сверхчеловек? — скептически спросила Орена.

— Это так, — подтвердил Фан-Орт.

— Не люблю хвастовства! — рассердилась девушка. — Какая в нем нужда? Я и так знаю, что ты умен, ловок и… красив, — добавила она с обезоруживающей прямотой. — И другие это знают. Но хвастовство отталкивает от тебя людей. Смотр и, останешься один…

— И ты тоже от меня отвернешься?

— Я — нет.

— А на других мне плевать. Вот увидишь, они пойдут за мной. Отец говорил, что толпа всегда устремляется за самым сильным, — самодовольно проговорил Фан-Орт.

— Слово отца для тебя по-прежнему закон!

— Я восхищаюсь профессором Ортом как личностью, а как отца ненавижу. Он лишил меня детства! Ненависть и благодар-ность… Как видишь, эти два чувства могут сочетаться. Да, именно так: восхищение, благодарность и жгучая ненависть!

— Бедный! — сочувственно сказала Орена.

— Если кто и ласкал меня, то одна лишь мама. А с отцом мы были чужими. Меня подавляли его жестокость и превосходство в интеллекте, которое он подчеркивал при любом более или менее подходящем случае.

Впадая в раздражение, кричал:

«Проклятые гены! Весь в мать, такой же безмозглый!»

— Вот уж неправда!

— Спасибо, — признательно кивнул Фан-Орт. — Отец был не-справедлив к маме. Более умной женщины я не встречал… Ты на нее похожа!