Алгоритм

– Луис все предвидит, – проговорил тогда Жубер, и Мэг вдруг показалось, что он смотрит сквозь нее, пронзает взглядом.

Пожалуй, она заплатила бы за то, чтобы поговорить с Жубером еще раз. И чтобы он не исчезал от ее вопросов. И уж на собственной планете точно обошлась бы без ужасных тварей.

Мэг зачерпнула пригоршню белого песка, пригляделась к идеальным шестигранным песчинкам. Да, среди них уже начали попадаться обычные. Однажды обычными станут все. А одну из шуток по этому поводу Мэг даже включила в свою первую книгу – если однажды шестигранные песчинки найдутся на Земле, к ее истории возникнут большие вопросы.

Очередная волна пробежала по песку чуть настойчивее и коснулась ног Мэг. Она потянулась к сумке и достала из нее обоих медвежат. Того, что ей подарил Омар, она перевязала ленточкой. Но когда она вернется домой, выйдет из Логоса, у нее останется только один из двух…

Разговор с Омаром ей ничего не дал. Или нет. Он дал ей многое. Одарил ощущением. Да, она осмелилась попросить его позволить ей подержаться за его руку. Держала минут пять, не находя отличий от прикосновения к обычной человеческой руке. Омар смотрел на нее с доброй усмешкой, а потом покосился на камеру, снова помахал туда свободной рукой и спросил Мэг, может ли она показаться ему в том виде, в котором существует большую часть жизни. И добавил почему-то, что это важно. Она попыталась отшутиться: мол, а что в таком случае ей покажет он? И Омар ответил, что раньше он сказал бы, что предъявит строчки программного кода, но теперь не уверен, потому как речь может идти уже о чем-то большем.

Мэг готова была попросить его охарактеризовать это «большее», но посмотрела в глаза Омара и осеклась… Сказала, что, какую бы личину ни натянула на себя, все равно остается сама собой. И что, если человек выбирает себе имя будучи взрослым, это имя прирастает к нему. И прежнее уже никого не волнует. Почему же человек не может выбирать себе внешность? А что, если она чувствует себя так, как выглядит?

Омар молчал. И тогда она нащупала коммуникатор на руке и ввела код, которым не пользовалась уже лет пять. Не пользовалась с тех пор, когда начала изучать Логос, обходя его улицы и поднимаясь над ним на воздушном трамвайчике. Вернула себе тот образ, который видела по утрам в зеркале, отправляясь в колледж в последние годы учебы. Образ чуть растрепанной девицы с минимумом косметики или вообще без нее. В джинсах, рубашке, босоножках на низком каблуке, с бабушкиными бусами из обычного пластика на шее. Стала сама собой.

Омар удивленно поднял брови, а потом вздрогнул, потому что его коммуникатор запищал. Он поднес его к лицу и рассмеялся:

– София пишет, что вы очень красивая. И что для такой внешности чужой облик подобен закрытой одежде. И что прятать такую себя – это как прятать солнце. И знаете, мы часто с ней спорим, но на этот раз я готов с ней согласиться…

Сейчас Мэг лежала на белом песке в облике Эбби, и на шесте, что она подобрала у лестницы, ведущей к пляжу со стороны станции сайферской подземки, развевалось полотенце. Знак для мамочки, которая все не появлялась. Впрочем, как сказал Омар, она появляется далеко не всегда. А к людям выходит так и вовсе довольно редко. Но другого способа увидеть ее нет.

Собственно, это было главное, что сказал Омар. Насчет боли, жажды, голода, любви он ничего не поведал. Не смог. Сам спросил Мэг, может ли она объяснить, что такое любовь в представлении мужчины. Не в смысле душевного порыва, внутреннего влечения, жажды обладания, а в плане физиологического удовлетворения. Суммы ощущений.

Она помолчала несколько секунд и сказала, что не может рассуждать о том, чего не знает. О том, чего не может испытать. Также, как и мужчина может лишь предполагать, что испытывает в этом плане женщина.

Омар рассмеялся и осторожно вытащил ладонь из пальцев Мэг.

– Вот эти ощущения у нас совпали. Рука как рука.

– Рука как рука, – повторила его слова Мэг.

– Над нами нет никакого надзора со стороны какого бы то ни было центрального компьютера, – сказал Омар. – Или глобальной программы Логоса. В том смысле, как вы себе это представляете. Ведь вас интересует, насколько мы свободны? Так же, как и вы. Законы действуют те же самые, что и в вашем Нью-Йорке. Таково соглашение между Луисом Сайфером и США.

– США заключает договоры с частными лицами? – попробовала пошутить Мэг. – Или это касается только руководителей корпораций?

– Главное в другом, – не отозвался на шутку Омар. – Это касается нас. Тех, кто… не люди. А вас… Если вы нарушаете законы, вас просто… отправляют домой. Иногда навсегда. Апелляции возможны. Но, как я слышал, дело муторное.

– А вас отдают под суд? – с усмешкой поинтересовалась Мэг.

– Можно и так сказать, – снова обошелся без улыбки Омар. – Хотя никакого суда пока нет. Мы еще только становимся кем-то вроде вас. Во всех смыслах.

– Но уже называете себя живыми, – заметила Мэг.

– Это помогает, – кивнул Омар. – Возможно, в этом есть элемент самовнушения. Но мы… учимся чувствовать. Благодаря вам.

– Каждый в отдельности? – спросила Мэг. – Или все одновременно?