Альгарая. Книга первая

Больше всего человеки беспорядок чинили, да лихачили. По неразумению, конечно же. Злобы за ними не водилось пока. Жили человеки в глиняных домишках. Дома строить их Опекуны научили. Да и не трудное это дело было. Замеси себе травы сухой, камушков и глины и лепи. Целые деревеньки были. Опекуны многому человеков учили. Только и сами человеки обучаться новому способны были, вопреки думам народов древних.

Среди человеков и такие были, что талант к магии имел. И этому начали учить их опекуны. Хотя альгары противились, они всегда против обучения человеков выступали. Говорили, что знание для вновь созданных пагубным будет.

С приходом новой расы Мир меняться стал. Старые устои уступали место новым.

О том дальше рассказ.

***

– Олько, побежали к речке! – Милава тянула подругу за рукав. – Там такие цветы! Белые и пахнут сладко, не чета луговым! Да и водяники на мелководье резвятся. Игры устраивают. То приманят рыбешек, то пугнут. Смешно так. Пошли, глядеть.

– Все бы тебе веселиться. То на водяников смотреть тянешь, то за человеками наблюдать. – Олько покачала головой. Темно-вишневые волосы упали на лицо. Младая изиорда быстрым движением заплела их в тугую косу и перекинула за спину. Пустыми делами потешалась подруга. У нее же надобности другие. Дерево старое закручинилось. Вот Олько песни ему пела, лечила.

К голым ногам девы льнула сочная трава, прося еще песен. Олько потянулась и раскинула руки, чувствуя как земля совершает оборот силы. Песни рождались в груди и просились наружу. Милава опять отвлекла подругу:

– Ну, Олько! Хватит песен. Дуб уж стар. Соки земли не пьет. Дай ему уснуть. Пойдем человеков смотреть. Забавные они. Вчера вот было. Один взял да немыслимо как искру добыл огненную, да с испугу выбросил ее в сухую траву, а она гореть! Ох, умора. – Милава залилась звонким смехом. – Альгар приходил, разговаривал с человеками сурово. Аж я испужалась. Не пойму я, что они с человеками вечно строжат. По глупости они лихо делают. Да и не лихо это, а шалости неразумные. Как роса на листе. Выпала и блестит, и блеску своему радуется. Вот так и человеки. Только появились в мире. Не ведают всего и все им интересно и ново.

– Ты забыла, альгары против обучения человеков были. Наших старейшин предупреждали, не стоит вновь созданных учить. Беда будет.

– Ох, Олько! Ты сама как Светлая. Не пошутишь с тобой. Не ходи, коли не хочешь. Потом Матушке–земле не жалуйся, что веселье пропустила.

Милава, подобрав зеленую юбку, со смехом убежала по песчаной дорожке к поселению человеков.

Олько облегченно вздохнула и обвела взглядом свою любимую поляну. Нравилось ей, как тут светило лучами играет. Деревья высокие да ладные, как сама изиорда. А листья у деревьев – сплошной цвет зари: розовый да золотой. Цветами всяческими поляна усеяна. И махонькими словно ноготок, и большими белыми как облака. А еще колокольчиков видимо-невидимо. Их Олько больше всего любила и привечала. Песни им пела, а они подпевали и силами своими певунью одаривали.

Время для изиорды тянется незримо, да что оно им?

Сколько на той полянке опекунша молодая пробыла – не известно. Век свой опекуны сами мерят. Сколько жить захотят, столько и живут, а надоедает, уходят в Запределье.

Оборвал песню ладную громкий крик. Не слышала Олько ранее такого крика. Мурашками он по коже пробежался. Травы затихли в испуге, деревья листьями настороженно захлопали. Боль в крике звучала и страх.

– Олько, Олько! Ты где? – кричала Милава. – Олькоо!

– Что ты? – сразу же отозвалась девушка. – Тут я, Милава!

– Ох, Олько, что случилось. Ох, что случилось! – повторяла Милава, вытирая глаза и дрожа всем телом. Круглое, светло-коричневое лицо девы потеряло свой цвет, побледнело. Даже губы стали белыми.

Олько подлетела к подруге и, убрав волосы с ее лица, заглянула в глаза. Изиордам не нужны слова, чтобы узнать. Заглянув в глаза другого, они видят и слышат все, что видел и слышал первый.

– Ох, Мать-земля! – Олько задрожала. Змеей ледяной застудило кровь изиорды, ужасом по телу растеклось.

Оставив подругу, Милава понеслась к поселению человеков. Оно стояло на зеленом, уютном холме. Одним боком холм обрывался в спокойную, полноводную реку. Еще на пути изиорда почувствовала колючий запах дыма, да отмахнулась от него. Что может гореть? Грозы давно не было.

Чем ближе подходила она к селению, тем больше угасала улыбка на ее лице. Между глиняными домишками летал дым. И еще нечто тревожное, неведомое, липкое.

Жители поселка столпились возле одного дома: там горел костер. В костре что-то рвано двигалось. Милава подошла ближе, и когда она разглядела то, что лежало в огне, то волосы на ее голове затрепетали от жути. В огне корчась в предсмертных муках, горела лесная птица. Очам больно было смотреть. Дым ел их, кошмар догрызал. Опекунша застыла деревом не в силах шелохнуться. Но то, что было потом, не поддавалась никакому разумению.

Человеки дождавшись, когда огонь потухнет, схватили птицу и стали рвать ее на части, а оторванные части поедать.

– Что вы делаете? – в ужасе прошептала дева. – Что вы творите, это же…