Аленка, Настя и математик

Валька, накинув на коленки подол тонкой ночной рубашки, прекратила трогать грудки. Ой, ну и сладко было!.. Крохотный мальчишеский пенис (так было здорово заглотнуть его внутрь полностью с яичками) будоражил воображение девчонки… а еще лучше поцеловать голую, без трусиков, девчачью письку — сорвать с неё полупрозрачные панталончики и впиться в те губки и целовать их, целовать. Сладко, но, увы, сегодня спустить девочке никак не удавалось.

Она решилась на полузапретное — вообразила себе маленькую плоскогрудую девочку, на которой не было ничего, кроме узеньких светлых трусиков. Валя воображала, как целует ее худощавые ножки, постепенно опускаясь от колен — ни один квадратный сантиметр ноженек не пропущен! — к нежным пальчикам, вот они, все десять; как жаль, что нельзя сразу взять их всех вместе в рот и посасывать, наблюдая за тем, как ребенок изгибается в пароксизме наслаждения и кончает. Маленькое существо женского пола — её сестричка — в длинных панталонах из тонкой полупрозрачной материи также не давало Вале покоя; образ преследовал постоянно уже на протяжении трёх или четырёх месяцев. Да, ей нравилась девочка в этих детских трусиках.

Чу! что это? Вальке послышались какие-то странные звуки. Позабыв о тапочках, полногрудая девочка ринулась вперед, на кухню. И что она там увидела!

Указательным пальцем левой руки отец сношал свою собственную дочь, сидевшую на корточках на узком кухонном столике в детский анус; это было крайне похабно. Грохотал холодильник, заглушая мерные «кап-кап-кап» из крана и уж тем более довольное посапывание Алёнки. Сквозь оконное стекло было видно, как бесстрастно светит луна в своей наипервейшей четверти. Правой рукой, зажав её в кулак, развратный папаня наяривал шкурку. Он не осмеливался вогнать член между маленьких девстсвенных губок; а Алёнке явно нравились папенькины ласки. Валька решительно прошла в помещение и, развернув торс отца к себе, бесстыдно взяла орган в рот, стала его сосать. Папе это явно понравилось: палец, замерший вроде бы в узенькой попке младшенькой, согнулся, нацепил на кончик комок сливочного масла из хрустальной маслёнки, и стал вновь толкать в попку маленькой девочки жирный продукт. Валюха чуть не сблевнула. Ей понравилась романтика.

— А вот теперь смотри-ка, Алёна, как я поебу твою сестрицу, — с этими словами Виталий Петрович, ни сколько не стесняясь младшей дочери, вогнал Вальке по самые яйца. Она получила удовольствие. — Так ебут, — доложил он, кончив, вынимая опавший член из Валькиного влагалища.

— А, гм, папа, ты поебёшь меня? — Алёнка вертела голой попкой. — Если не в письку, то в анус?

— Ну в письку, так и быть, я поебать горазд. А тебе что, не нравится в попу? Пенис толстоват?

— Нравится, но… Ты же только что отъебал Вальку, а я, знаешь ли, ревную!

Валюшка плюхнулась своей мягкой белой попой на прохладный линолеум, ножки, впрочем, не расставляя.

— Дроченька моя… Дрочурка… — Отец приласкал дочь, погладив её по щеке. — И давно ты стала заниматься этим грязным делом?

— Я знаю, папенька, — тут же наябедничала Алёнка, — как только мы ложимся спать (спальня у девочек была общей), так она сразу начинает трогать свои соски!

— Очень интересно, — заметил отец, — не будешь ли ты так любезна, невзирая на всяческю порнографию, продемонстрировать нам?

Губки раскрылись. Но зря надеялся отец. Дочь постеснялась мастурбировать при нём, точнее, попросту не умела — так, как хотелось бы извращенному похотливому уму Виталия Петровича. Она ограничилассь лишь легкими прикосовеновениями к сосочкам…

— Папа, помнишь нашу дачу? Ты тогда Алёнку не ебал, её ещё не было. Ты ебал маму.

— Гм… Да, на хер, было дело.

— И выебал ты её классно! Мне так хотелось сношаться, глядя на вас!

— Полноте, доча, созерцала ль ты, глядя на это?