Алексий II

Патрологию, учение об Отцах Церкви, преподавал профессор Лев Николаевич Парийский, долгие годы вынужденный зарабатывать себе на жизнь одним только регентством и чтением в ленинградских храмах и лишь в 1944 году получивший должность секретаря и бухгалтера при Патриархе Алексии I.

Литургику, учение о церковном богослужении, преподавал выдающийся музыковед, специалист в области церковной истории, древнерусского церковно-певческого искусства, восточно-христианской гимнографии, преподаватель полифонии в Ленинградской консерватории Николай Дмитриевич Успенский. Будучи директором музыкального училища, он отказался от эвакуации из блокадного Ленинграда, чтобы только остаться со своими учениками, был сильно контужен во время очередной бомбардировки. А в богоборческую хрущёвскую оттепель перед ним строго поставят ультиматум: либо работай в консерватории, либо в Духовной академии, нечего и там, и там! И Николай Дмитриевич, не раздумывая, выберет второе. Впрочем, то же самое произойдёт с ним и позже, когда Успенский вернётся преподавать в консерваторию, а перед ним снова поставят подобные условия, разве что в более мягкой форме.

Недолгое время на кафедре Священного Писания Нового Завета читал лекции автор одной из лучших книг об Апокалипсисе Иоанна Богослова Василий Васильевич Четыркин. Он скончался в январе 1948 года, и семинарист Ридигер был одним из тех, кто провожал его в последний путь.

Греческий, латинский и еврейский языки, историю Русской Православной Церкви, библейскую историю и катехизис преподавал Дмитрий Дмитриевич Вознесенский.

Курс гомилетики, богословской науки, излагающей правила церковного красноречия или проповедничества, читал Сергей Алексеевич Купресов.

— Единственный сын Купресова был психически больным, и все мы изо дня в день наблюдали, как мужественно Сергей Алексеевич переносил личную беду, как истово молился на хорах семинарского храма или перед Царскосельской иконой Божией Матери «Знамение». Этот человек являл для нас пример молитвенного подвига, — вспоминал о нём Святейший. — Многие наши преподаватели прошли лагеря, имея высшее духовное образование, долгие годы зарабатывали себе на кусок хлеба в ремесленных училищах, а то и вовсе прозябали на подённой работе. Но все невзгоды они мужественно перенесли, не растеряв ни собственного достоинства, ни уникального интеллектуального багажа. И теперь, приступив к обучению, эти педагоги, случалось, до слёз переживали какие-то наши промахи или просто плохие ответы.

Кроме изучения богословских наук учащиеся академии и семинарии получали и иные, светские знания. К примеру, они изучали стенографию, их водили на концерты и в оперу, устраивали киносеансы. Характеры у семинаристов были самые разные. Кто-то тихоня, а в ком-то вовсю играет удаль молодецкая. Играли в волейбол, приударяли за стенографистками и поварихами, кидали друг в друга поленьями.

Попадались и проходимцы, которые в голодное время пристраивались ненадолго к семинарии, где кормили. А при случае, отыскав хлебное место, уходили без сожаления из учебного заведения, где им надобно было изображать, что они верующие.

Но в основном были настоящие православные ребята. И те, кто окончил семинарию и академию, до конца дней своих сохранили верность Церкви Христовой.

Учащиеся внимательно следили за всем, что происходило в мире, в стране и в Церкви. После войны Патриарх Алексий I стал решительно добиваться устранения раскола между нашей и Зарубежной Церковью. В 1945 году к Московскому Патриархату, вопреки желанию большинства своей паствы и клира, присоединился экзарх Западной Европы митрополит Евлогий (Георгиевский). Спустя год он скончался, и делегацию от Русской Православной Церкви выпустили в Париж для участия в его похоронах. Отпевание совершал митрополит Григорий (Чуков). Он пытался закрепить Западноевропейский экзархат в юрисдикции Московской Патриархии, но ничего не вышло. Столь же безрезультатно окончились его усилия по принятию в лоно Московской Патриархии Североамериканской митрополии, возглавляемой митрополитом Феофилом (Пашковским). Зарубежники оставались непоколебимы в своём неприятии существования Церкви в безбожной Советской стране.

Словом, у владыки Григория дел всё прибавлялось и прибавлялось, и после увольнения и перевода в Таллин Иоанна Богоявленского нужно было подыскать другого человека на должность ректора. Такового быстро отыскали органы безопасности. Александр Александрович Осипов вот уже несколько лет являлся их тайным осведомителем. Уроженец Ревеля, он в тридцатые годы преподавал в Тарту, был изгнан из университета во время очередной вспышки эстонского национального самосознания, женился на дочери священника, сам стал священником и, вероятно, был завербован органами НКВД. Во время войны служил в тыловой части Красной армии, затем вернулся к священнослужению, усыновил мальчика, оставшегося сиротой. Если в тридцатые годы в Эстонии он писал антисоветские статьи, то в сороковые стал ярым поборником советской власти.