«Здравствуй, сынок мой, ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что и думать. Был у нас один человек от тебя, – человек очень хороший, только лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не сплю ночи, – кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за это, – совсем, говорит, ты, старуха, свихнулась с ума: был бы он наш сын – разве бы он не открылся… Чего ему скрываться, если это был бы он, – таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно».
Вот ключевая фраза. Вот то, чего не понял Егор Дремов. Для родителей он герой, каким бы ни вернулся с войны. Но невеста… О невесте он старался не думать.
Алексей Толстой умело использует рассказ в рассказе. Рассказ ведется от лица Ивана Сударева. И тут он словами Ивана Сударева вразумляет своего главного героя:
«Егор Дремов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: “Вот, говорю, характеры столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у нее прощенья, не своди ее с ума… Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя еще больше станет любить…”»
Характеры столкнулись! Какое точное определение! Добавим – столкнулись могучие русские характеры. Егор Дремов тут же написал письмо и повинился перед родителями.
То, что вскоре его отыскала мать, когда танковый полк стоял, как сказано в рассказе, на полигоне, понятно. Это же мать. Но… с ней приехала очень красивая, по словам Ивана Сударева, девушка…
«Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, – а я уже поминал, что всем богатырским сложением это был бог войны. “Катя! – говорит он, – Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого…”
Красивая Катя ему отвечает, – а я хотя ушел в сени, но слышу: «Егор, я с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить… Не отсылайте меня…»
И, как бы подводя итог, Алексей Толстой завершил рассказ сильной и пронзительной фразой…
«Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нем великая сила – человеческая красота».
Русский характер! Алексей Толстой отмечал его силу во многих своих работах. Вот повествование о репетиции знаменитой симфонии Шостаковича: Гитлер вернул человека из храмов музыки, из величественной тишины библиотек и лабораторий – назад, на обглоданные кости.
«Но Шостаковича Гитлер не напугал. Шостакович – русский человек, значит – сердитый человек, и если его рассердить, как следует, то способен на поступки фантастические. На угрозу фашизма – обесчеловечить человека – он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного, созданного гуманитарной культурой, – она устремила человеческий гений к заветным далям, где полно и безгранично раскрывается восторг.
Советский писатель А. Н. Толстой
Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем».
И заканчивает статью с необыкновенным вдохновением:
«Гитлеру не удалось взять Ленинград и Москву. Проклятый крысолов, кривляясь, напрасно приплясывал со своими крысами по шею в крови, ему не удалось повернуть русский народ на обглоданные кости пещерного жития. Красная Армия создала грозную симфонию мировой победы. Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества.
Такие чувства и такие мысли владели нами, когда мы слушали в Куйбышеве, в Большом театре СССР репетицию Седьмой симфонии».
В биографических материалах о жизни Алексея Толстого практически нет никаких данных о его любовных делах, тем паче о любовных приключениях в годы войны. То, что он говорил, будто третья его законная жена – четвертая, если считать сожительницу Софью Дымшиц, – стала его первой настоящей, сильной, неподражаемой любовью, можно не принимать во внимание полностью, ведь и Наталье Васильевне он посвящал пронзительные, искрометные строки.
Сказать, что все дело в возрасте, используя мнение писателя Бориса Васильева: когда стареет плоть, возрастает нравственность, – тоже, наверное, не совсем правильно.
Война! Вот в чем видится главная причина. Да, Толстой не терпел невзгоды в полной мере, как терпел их почти весь советский народ. Он не голодал, он не замерзал, он не терпел других лишений. Что ж, в Советском Союзе и не было никогда уравниловки. Люди, которые приносили особенную пользу государству, всегда были поощряемы государством даже в трудные военные годы и не терпели не только невзгод, но даже неудобств. Особенно это относится к людям творческим, к ученым, изобретателям, писателям, артистам…