Алексей Толстой

читал Алексей. Ата, вот наконец и о летуне. Он помнил давнее поверье, но плохо, и теперь он с удовольствием читал: «…во всех селах держится поверье, что он существует. Он в виде змея или огня. Он страшен, но и заманчив. Больше он прилетает к тоскующим женам, которые схоронили мужей. Спросит: «Ну что вдова, тоскует?» — «И да как тоскует, к ней летун начал прилетать — и эта беда большая, все ее уговаривают, чтобы служила молебен… за упокой души покойного… Что он летает, это еще полбеды, а вот если тоскующую вдову приучит к себе и по ночам будет оборачиваться в покойного и зачнет ее ласкать, да жить с ней — тогда уж почти нет спасения — все будет его ждать да и любить, изведется, ни есть, ни пить не станет, да и сама в сыру землю уйдет. Это, конечно, основано на нервном расстройстве и снах с видениями. Но где я ни жила в селах — всегда были тоскующие вдовы и летуны их посещали. А еще есть легенда и убеждение, что ужи привораживают коров и сосут их молоко. И эта корова перестает давать молоко и от любви и тоски по ужу делается как скелет. Такую корову спасти невозможно: «Горе горькое, погибла коровушка»… «Любить» это слово стыдное, не хорошее, означает грех, любить полюбовниц. «Жалеть» это хорошая любовь, чистая. «Она его жалеет», по нашему сильно и хорошо любит… Пока довольно — задал задачу ты мне. Нынче ни свет ни заря проснулась и все припоминала…» Алексей дочитал и представил себе эту дорогую, мудрую, милую тетушку Машу в ее одноэтажном маленьком домике в Москве, в вечных хлопотах, постоянных заботах. Сами собой напрашивались строчки:

За окнами тихо; мороз голубой,
Улицы, тумбы, заборы.
Тетушка вяжет петлю за петлей,
Искрятся в стеклах узоры.
Старая тетушка смотрит в очки,
Поет самовар, завыванье сверчка,
Мебель из старой гостиной…
«Хочешь чайку, еще жив самовар;
Скушай варенья, мой милый».
Ложкой по банке в буфете стучит
Тетушка в шали пуховой,
Пузан самовар все кипит да кипит.
«Морозец сегодня здоровый!»

Перед Парижем Алексей решил побывать у Алексея Аполлоновича: давно не видались.

Поездка по родным местам, встреча с отчимом всколыхнули в нем детские и юношеские воспоминания, каждая вещь напоминала ему мать. Алексей в один из тягучих зимних вечеров набросал стихотворение «В ночной степи», посвященое памяти матери.

Париж в январе 1908 года, когда прибыли сюда Алексей Толстой и Софья Дымшиц, был все тем же притягательным центром художественных исканий. Жизнь по-прежнему бурлила здесь, и никому, казалось бы, не было дела до крупнотелого молодого человека, приехавшего, чтобы всерьез заняться литературным творчеством. Сколько перевидел Париж вот таких, как Толстой, начинающих, и редко эти начинающие добивались подлинного успеха. Сколько трагедий разыгралось здесь, сколько талантливых людей загинуло. И сколько великих именно вдесь прошли подлинную художественную школу, получили мировую известность.