Но все это говорит лишь о свойствах таланта Толстого, а не говорит против него: сам по себе талант его так ярок и самобытен, что не любоваться им нельзя. Без улыбки говорить и думать об авторе «Ракеты» почти невозможно, почтительности он к себе не вызывает, и рождается к нему не столько уважение, сколько симпатия; только ведь это не осуждает его: как не ценить человека, на долю котораго выпала всепримиряющая и торжествующая талантивость? А у него она изо всех пор идет; буйный чертополох дарования как бы прет отовсюду, и обступает вас безудержная, безшабашная, безсмысленная сила таланта. Пережиток былин, младший богатырь художественной выдумки, Толстой причудливо сплетает с нею живыя нити нашей действительности, громоздит ложь на правду и правду на ложь, и в результате получаются у него затейливыя постройки, в которых не прожиешь, но которыя навестить – занятно. Читатель, условившись с самим собою, что всерьез принимать все эти разсказы и росказни он не будет, и полномочие на такой внутренний уговор едва ли не получив даже от самого писателя, в дальнейшем знает уже, как ему держаться в мире толстовской были и небылицы, жизни и нежити. Читатель помнит, что в нашей беллетристике граф Толстой, это не кто иной, как барон Мюнгаузен. Если у всякаго барона есть своя фантазия, то насколько больше вправе обладать ею именно Мюнгаузен! И кто же, какой моралист невпопад, станет уличать последняго в неправде? Разве она не веселее иной правде? Наш русский барон, наш талантливый граф, живой кладезь остроумия и изобретательности, воплощение неограниченных возможностей, самый вздор преподнесет вам так, что вы не обидитесь, а будете только рады. От чего умер Игнат Давидович? Был он «мужчина великой тучности и двадцать лет пил вино, а потом сразу перешел на чай, сидя весь день около самовара, и до того допился, что в грудях у него появилось молоко – подавишь и выльется. От этого и помер». Для истории болезни это не совсем научно; но, если вы не педант, разве научность вам здесь нужна? «Кузьму Кузьмича недавно нашли связанным – во рту кляп, горница студеная, спасибо кот спас, лег на живот и предохранил от простуды». Хотите – верьте, хотите – нет; во всяком случае, какое прихотливое воображение, и как приемлемо это новое средство от простуды!..
Сложнее обстоит дело там, где наш специалист краснаго словца и приятнаго вздора не справляется с психологией, не сводит ея концов с концами, выдумывает самыя души человеческия. Он впадает в шарж, в преувеличение и преуменьшение и, например, в «повести о совестливом мужике» делает неправдоподобными и самого мужика, и его совестливость, и его людское окружение. И опять, хорошо знаешь, что выдумывает автор, – но с интересом следишь, куда его поведет эта широкая выдумка, в какия фантастическия воды уплывет ни руля, ни ветрил не знающая ладья его писательской прихоти. Свободный художник, вольный художник, он не стесняется к соучастию в своих разсказах привлекать и нечистую силу, к которой он весьма внимателен и которая всегда может явиться там, где многих звеньев недостает в цепи естественной, в ряду психологическом.