Алексей Кулаковский

В предшествовавшей главе мы говорили, как разумно и глубоко восприняли идеи письма «Якутской интеллигенции» президенты современной Республики Саха. Мнение читателя мы привели в качестве примера, что существует и другое отношение к идеям Кулаковского.

С еще большей неадекватностью воспринималось письмо «Якутской интеллигенции» в 1912 году.

Разумеется, если Кулаковский и опасался, что его не поймут, едва ли эти опасения остановили бы его. Вероятно, не остановили бы его и страх политического преследования, и боязнь попасть в «черный список», о котором тоже пишут некоторые исследователи.

Наверное, публичное оглашение письма могло привести к потере места, о получении которого Кулаковский узнал в день открытия съезда, но — подчеркнем это! — Кулаковский готов был рискнуть. Он ведь не сразу отказался от избрания его секретарем. Видимо, обдумывал ситуацию, готовился вступить в борьбу.

Однако, когда была озвучена информация, что правительство уже отказалось от идеи переселения крестьян в Якутскую область, поскольку климатические условия области не отвечают требованиям, предъявляемым для возделывания земледельческих культур, надобность в немедленном сражении — кстати сказать, оглашение письма «Якутской интеллигенции» заняло бы не менее трех часов! — отпала, Кулаковский понял, что ему не нужно рисковать местом учителя, которого он так долго добивался.

Тем более что охваченные верноподданнической эйфорией делегаты приняли совершенно бессодержательную повестку, которая вообще не предусматривала, как показалось Кулаковскому, обсуждения серьезных проблем якутской жизни…

Стоило ли тогда, как говорят якуты, менять жир на гнилую рыбу?

Письмо «Якутской интеллигенции» было написано и разослано друзьям, которых Алексей Елисеевич считал своими единомышленниками.

В письме Кулаковский прямо писал, что «говорящим о переменах не поверят — и им при агитациях придется серьезно считаться с фактом недоверия и традиционных понятий, ибо, как я говорю, мы — якуты одержимы роковой иллюзией самообмана — чего не пробовали, того не знаем».

Так и случилось…

Друзья-единомышленники восприняли лишь тревогу Алексея Елисеевича за судьбу якутского народа, а предлагаемые им пути выхода не воодушевили их.

Уместно будет заметить тут, что как раз в эти годы, когда Алексею Елисеевичу так и не удалось создать в Якутске Общество якутских культуртрегеров, Миней Израилевич Губельман, более известный в дальнейшем под псевдонимом Емельян Ярославский, создал в Якутске кружок «Юный социал-демократ», через который прошли многие представители якутской учащейся молодежи.

Но это замечание попутное и мы еще вернемся к нему…

Наверное, если бы А. Е. Кулаковский объяснил Василию Васильевичу Никифорову, что он вынужден покинуть съезд, чтобы ехать в Вилюйск на работу, его отъезд не вызвал бы столь сильного гнева лидера якутской интеллигенции.

Но Кулаковский прятаться за приказ не стал.

Пока шел съезд, он продолжал оставаться в Якутске, собираясь в неблизкий путь.

Более того… Свое недовольство съездом Алексей Елисеевич выразил в «Чабыргахе»[83], написанном скорее всего еще в Якутске.

По поводу этого «Чабыргаха» А. Е. Кулаковского в сборнике «Ырыа-хосгоон» 1946 года был сделан такой редакционный комментарий: «Написан в 1912 году. В нем в беспечно-шутливой форме мастерски затронуты наисерьезнейшие проблемы якутской жизни, как-то: угрожавшие тогда по проекту царского министра Столыпина переселение якутов на север, засуха и голодовки, суровый климат края, соседство с Ледовитым океаном. Автор оптимистически призывает встретить эти трудности жизни (трагедию народа), не отчаиваясь, бодро и весело, и со своей стороны благословляет на торжество радости, изобилия и счастья; характерно, что это дано в этом миниатюрном чабыргахе».

Не сказано было в комментарии только о том, что призыв бодро и весело встретить трагедию народа А. Е. Кулаковский адресовал участникам юбилейного съезда инородцев.

3

Наверное, ни о чем не мечтал Кулаковский так сильно, как о продолжении своей учебы. Чтобы изыскать возможности для этого, он пускался в сомнительные авантюры со строительными подрядами, готов был писать просительные послания…

И это не парадокс, а закономерность, что человек, столь сильно страдавший из-за невозможности продолжения систематического образования, так настойчиво и осмысленно стремится к занятиям педагогической работой.

Учительство было призванием Алексея Елисеевича Кулаковского и в прямом, и в переносном смысле.

Сохранившиеся воспоминания рисуют его педагогом, который не только доступно и просто излагал учебный материал и вызывал в ребенке интерес к учебе, но и воспитывал ученика, пробуждал в детской душе любовь к родному языку, обычаям, укладу народной жизни.