Алексей Кулаковский

Нужны были лошади, способные осилить трудную дорогу, и стоили эти лошади около 50 рублей за каждую. Лодка для переправы через Лену обходилась в 20 рублей. А надо было еще нанимать проводника, запасать провиант и гостинцы.

Всё это требовало серьезных денег, и Кулаковский, движимый стремлением расплатиться с долгами, делает новые долги.

7 января, как видно по реестру нотариуса Федора Орлова, Кулаковский берет взаймы у торгового дома «М. Г. Васильев и Г. В. Никифоров» 150 рублей, а 2 марта занимает у уроженца Дюпсюнского улуса Н. К. Лазарева еще 200 рублей, обязуясь вернуть долг до 10 августа 1906 года.

29 января Алексей Елисеевич Кулаковский выправил в управе Ботурусского улуса удостоверение на совершение разного рода торговых, подрядных и других коммерческих актов и 24 марта заключил договор с торговым домом «Коковин и Басов» о доставке в Оймякон за 220 рублей десяти мест кирпичного чая.

Полицейское управление, проведав о намечающейся экспедиции, тоже решило «поддержать» начинающего предпринимателя. Тем более что недавно здесь ненароком обидели Алексея Елисеевича.

Дело было так… Областной исправник Валь, перепутав Алексея Елисеевича с братом Иваном Елисеевичем, опоздавшим на целый месяц с уплатой наслежных казенных сборов, привлек было к ответственности Алексея Елисеевича.

По другой версии путаница была преднамеренной и имела целью наказать Алексея Елисеевича за его несговорчивость.

Как бы то ни было, но проведав о предстоящей экспедиции, полицейское управление решило исправить неловкость.

Кулаковскому предложили доставить в Оймякон пять пудов семенной картошки. И не бесплатно! За доставку почти 100 килограммов груза полицейское управление посулило заплатить аж 25 рублей!

Алексей Елисеевич, разумеется, постарался отпереться от столь «выгодного» контракта. Он объяснил, что это его первая поездка, поклажи много, и он не уверен, что семена картофеля не испортятся в столь дальнем пути. Впрочем, без всякой оплаты в виде эксперимента он готов доставить в Оймякон пуд картошки.

Но отвертеться от «выгодного» контракта не удалось.

26 апреля Ивана Елисеевича Кулаковского заставили получить в полицейском управлении все пять пудов, чтобы передать брату, когда тот соберется ехать в Оймяконо-Борогонский наслег.

Дорога на Оймякон пролегала по высокому обрывистому берегу бурного Алдана до подножия Верхоянского хребта — хаотического нагромождения голых скал.

Кулаковский отправился в изнурительный путь в пору весенней распутицы. Преодолевая топкие, поросшие редким лесом болота, лошади выбивались из сил, а когда выбирались на твердую землю, быстро стирали копыта в усеянных острыми камнями горных ущельях. Порой приходилось останавливаться, ожидая, пока вода снова войдет в берега после вскрытия рек.

Сохранились воспоминания жителя села Томтор Оймяконского улуса Тимофея Гавриловича Винокурова, запомнившего первый приезд Кулаковского в Оймякон:

«К вечеру кто-то сказал, что со стороны Ючюгяя показался человек верхом на лошади.

Когда он подъехал — нам всем он не был знаком. Тут в окно выглянул старик Семен (Массака) и, хлопнув себя по коленям, воскликнул, обращаясь к старухе:

— О, приехал Алексей Кулаковский! Я с ним в городе познакомился. Очень образованный человек.

Гость, сняв шапку на улице, зашел с непокрытой головой и трижды осенил себя крестом (ближний путник обычно крестится один-два раза), после чего поздоровался за руку с хозяином и хозяйкой. Пожал руку каждому, кто находился в доме (а людей было довольно много). Рукопожатие его было неторопливым, спокойным. Затем он завел разговор с хозяином дома.

Говорил неторопливо, обстоятельно, смеялся негромко, в основном слегка улыбался. Красивое, светлое лицо…

Поражался, насколько далеко расположен Оймякон от Якутска.

— Дорога утомила своей дальностью. Да и сегодня долго добирался, — сказал он.

Ему пришлось в тот день преодолеть 50 верст, перевалить четыре хребта от одного поселения до другого…

Он, никого не чураясь, со всеми приветливо здоровался. Искренне интересовался жизнью собеседника, дотошно расспрашивал о его занятии…

Попутчики после удивлялись, что А. Кулаковский спал очень мало. Каждый день в пути, когда останавливались на ночлег, писал до полуночи. С собой всегда носил свечу.

При всей своей образованности, знатности он был очень скромным. В нем не было ни тени высокомерия или зазнайства, поэтому люди его очень уважали, хвалили, любили. Никогда не играл в карты, пил тоже совсем немного, да и то при необходимости…».

Почти два месяца Кулаковский жил у Николая Осиповича Кривошапкина, работал секретарем, приводил в порядок канцелярию Огонера — так уважительно называли Кривошапкина оймяконцы.

Усадьба Кривошапкина состояла из нескольких юрт и русских изб. Вдоль ограды были сделаны коновязи. Иногда здесь собирались десятки подвод, снаряжаемых разворотливым Николаем Осиповичем.

Помимо ведения делопроизводства, Кулаковский занимался и сортировкой пушнины.

С этой работой Алексей Елисеевич справлялся легко и каждый день усиленно занимался записями фольклора.