Алексей Кулаковский

Разговор начался с того, кто мы и откуда. Оказалось, что старый эвен знает не только нашего проводника Ивана Александровича, но и Кулаковского. По выражению его лица было видно, что он очень рад принять в своем чуме дорогих гостей. Кулаковского нисколько не удивила такая осведомленность хозяина: таежные жители — люди любознательные — обо всем расспрашивают, запоминают. А ведь где он только не побывал, где не знают его, хотя бы понаслышке. Беседа наша не выходила сначала за рамки обычного, повседневного, Алексей Елисеевич поинтересовался, как живут хозяева, вся ли семья дома, не болеют ли олени.

Между тем вскипел чайник, забурлило в котелке. Хозяйка накрыла стол, то есть положила перед нами четырехугольную, гладко выструганную дощечку. Вынула из котелка сваренное свежее оленье мясо и, разрезав его на мелкие куски, поставила в тарелке перед нами. Ничего приготовленного из муки и сахара она нам не предложила — попросту у нее этого добра в запасе не было.

Когда был накрыт стол, старик Степанов молча вышел, вернее сказать, выполз из чума, — довольно проворно, несмотря на свой рост и тучность. Вскоре он вернулся тем же способом. Уселся на свое место и поставил на стол бутылку с «огненной влагой». Хозяин не ожидал этого и просто обомлел от удивления…

Бедняга быстро захмелел. Что касается наших стариков, то они легко справились со своей долей. И завязалась оживленная беседа.

Прежде всего мы узнали, что отряд бандитов действительно заблокировал дорогу на Якутск, занял удобную позицию в местечке Сюрах Хайа, у самого спуска с хребта. Мы поняли, что все эти «беглецы, дезертиры, рецидивисты и прочий сброд», о которых говорилось в письме Алексея Елисеевича на имя правительства и от которых он решил избавить жителей обширного края, основательно поработали в этих глухих местах и сумели несусветной ложью привлечь на свою сторону темных, отсталых людей. Нам скоро стало ясно, что в отряде, заблокировавшем дорогу, находился и сын хозяина чума.

Постепенно хмель, сначала обуявший нашего хозяина, стал рассеиваться, лицо его оживилось. Ведь он услышал неслыханное, увидел не виданное им прежде.

Слова уважаемого, почитаемого всеми человека были для пожилого эвена настоящим откровением. Он, конечно, и раньше слышал о Советской власти и ничего плохого от нее не видел. Житейский опыт подсказывал ему, что эвенам от «братьев», так себя называли бандиты, не дождаться добра, наоборот, с тех пор, как они появились, люди стали жить в страхе, бояться друг друга. Дорога перекрыта, из Якутска не идут караваны, нет продуктов, одежды.

— Не верьте этим «братьям». Советская власть — справедливая власть, надежная. Она не карает отсталых, заблудившихся людей. Готова простить их, если они сложат оружие, вернутся домой к мирной жизни. — С этими словами Алексей Елисеевич вынул из кармана два серебряных рубля и протянул их хозяину чума. — То, что слова мои верны, тебе могут подтвердить эти серебряные монеты. Они советской чеканки.

Эвен бережно положил монеты на ладонь и молча впился в них своими черными раскосыми глазами. Да, они не царские, новые, созданные новой властью. Для вящей убедительности он пощупал их кончиками пальцев, затем осторожно поднял монеты двумя пальцами, поиграл ими, бросая одну на другую. Серебряный звон!

— Да, они настоящие, — зачарованно произнес он. — Все это от Бога.

При этих словах я взглянул на маленький образок, висевший в углу на аккуратно расшитой сумочке из ровдуги…

— Ты скажи своему сыну, что нечего делать в отряде, пусть возвращается домой и помогает по хозяйству. Ведь ходить на охоту кому-то надо?

— Я завтра же заберу его из отряда! — с жаром воскликнул отец.

Он охотно согласился рассказать о нас и обо всем, что он услышал и увидел. Так мы обрели помощника. Надо было видеть восторг, отразившийся на лице эвена, когда Алексей Елисеевич подарил ему эти монеты. Сначала он даже растерялся.

— Бери, это мой подарок тебе. Возьмешь с собой и покажешь сыну. Они в хозяйстве могут пригодиться. Цены теперь снижены; как только здесь установится Советская власть, подбросят много всякого добра, продуктов… Поверь моему слову.

— Нет, монеты эти я буду хранить! — прошептал эвен. На прощание мы поделились с радушными хозяевами остатками своих скудных запасов. Жене эвена, скромной женщине, которая во время нашего довольно затянувшегося обеда молча занималась своим несложным хозяйством, особо понравилась мука и топленое масло. Тут я впервые заметил улыбку, мгновенно озарившую ее смуглое лицо…».

Весь июль Алексей Елисеевич Кулаковский занимался переговорами с повстанцами. Он послал уполномоченного в Охотск. В Абый и Верхоянск отправились председатель Оймяконского исполнительного комитета Михаил Винокуров и бывший начальник повстанческого отряда Александр Румянцев.

Убедившись, что восстание действительно прекратилось, Кулаковский тронулся в обратный путь.

8 сентября 1925 года он послал из Таатгы на имя П. А. Ойунского телеграмму: «Восстание Оймяконе ликвидировано. Начальник Охотского отряда Жегусов, приехавший сюда, сложил оружие. Охотск отправлен нарочный»…