Алексей Ботян

«Этот командир обратился ко мне с просьбой оказать помощь в налёте на Илжу, чтобы освободить подпольщиков, сидевших в тамошней тюрьме, — рассказывал нам Алексей Николаевич. — Что тут делать? Нам нужно было идти к Кракову, разведку производить, маршрут для нашего соединения прокладывать, при этом себя не показывать, но как тут не поможешь? Нельзя было не помочь! Тут тебе и тактика, и политика. Иначе скажут: мол, пришли советские партизаны и отказываются помогать своим братьям по оружию. Посоветовались мы у себя в отряде и решили — поможем! Конечно, для начала провели разведку, определили все наши маршруты; выяснили, что ближайший большой немецкий гарнизон расположен километрах в пятнадцати от города. В самой Илже немцев оказалось не так уж много, зато была местная польская полиция, служившая оккупантам верой и правдой… Днём 14 мая мы скрытно подошли к городу, под вечер обрезали провода телефонной связи, изолировав таким образом полицаев, а с наступлением ночи вошли в Илжу. Условленным местом встречи с польскими партизанами был школьный двор. Поляки показали нам немецкую казарму, определённый для нас объект. Говорю своим ребятам, которые с ручными пулемётами были: “Вставайте по углам. По команде дайте пару очередей по окнам! Станут выбегать — бейте!” Ну, наши и шарахнули, да так, что перепуганные немцы вообще не высунулись — заперли мы их в казарме своим пулемётным огнём. Ну а пока мы блокировали казарму, польские партизаны освободили из тюрьмы своих товарищей, разгромили почту и банк, как следует опустошили немецкие склады, забрав оттуда оружие и боеприпасы. Город на целую ночь оказался в руках партизан, так что мы там даже позавтракать успели. Потом мы пришли в немецкую аптеку, забрали у них медикаменты, бинты и всё такое прочее, после чего и покинули Илжу. Путь наш лежал на юг, в сторону Кракова…»

Этот бой за город Илжу оказался первым совместным боем и первой, как считают историки, общей победой советских и польских партизан. Поэтому где-то в 1960-е годы, если не раньше, в Илже, во дворе той самой местной школы, был установлен обелиск. На бронзовой его табличке начертано: «Отсюда в ночь с 14 на 15 мая 1944 года вышли в бой с немецко-фашистскими оккупантами отряды Армии Людовой и разведывательно-диверсионная группа “лейтенанта Алёши”».

Как видим — и это отлито в бронзе! — «Алексейка-колеяж» превратился в «лейтенанта Алёшу».

Несколько позже, в 1970-е годы, Алексею Николаевичу Ботяну было присвоено звание почётного гражданина города Илжи…

По пути, в двадцатых числах мая, группа Ботяна должна была переправляться через Вислу — в этом им помогли партизаны Армии Людовой.

Потом пришлось преодолевать крупную железнодорожную магистраль, связывавшую Краков и Львов. Кто-кто, а уж ребята из группы знали, как тщательно охраняют гитлеровцы свои стальные пути. Поэтому выбрали самое неожиданное для противника место, вблизи какой-то станции, куда обычные партизаны соваться не рискуют, и перебегали рельсы буквально перед носом у подходящего паровоза, то есть в тот момент, когда охрана смотрит уже не на пути, а на вагоны. Замысел удался — прошли незамеченными.

Нужно сказать, что на польской территории Ботян без труда «превратился» в поляка — так было гораздо легче общаться с жителями «коренной национальности». При этом, кроме исключительных случаев, он представлялся советским партизаном.

Георгий Захарович Санников объясняет: «Ботян был своим среди поляков, и это один из элементов его выживания, его спасения, его успеха. Он прекрасно мимикрировал — ведь он был актёр, он был великолепнейший актёр! Поверьте, если быть нелегалом — шпионом, разведчиком — как хотите! — и не быть актёром, то из этого ничего не получится. Не важно, какое амплуа ты будешь представлять, трагическое, комедийное или ещё какое, но ты актёр, иначе невозможно! Он очень удачно это делал, спокойно, быстро и легко переходя с языка на язык. Это было его спасение…»

«Поляк?» — спрашивали его по-польски. «Поляк!» — уверенно отвечал он на знакомом с малолетства языке. «А почему ты в советской разведке служишь?» — «Потому, что не было наших, — уверенно отвечал он. — Мы воюем против общего врага. Я всё равно патриот польский!»

Ему верили. Впрочем, он ведь никого и не обманывал: Алексей действительно любил Польшу, ту страну, где он вырос, за которую сражался в далёком уже 1939-м, на чьей земле был готов погибнуть сейчас. И какая разница, поляк он теперь, белорус или русский? Когда в твой дом врываются бандиты, кто будет выяснять у соседей, плечом к плечу вставших на пути пришлой сволочи, какой они национальности? А Польша всё-таки была его домом…