«Игра в шахматы — это у Ботяна такая страсть, такой азарт! У нас была традиция, когда мы ещё на Лубянке сидели: в обеденный перерыв играть в шахматы. Но играли у нас всего три-четыре человека, остальные собирались вокруг и то ли помогали, то ли “болели”… И как же они играли! Это же артисты были, особенно если играл Ботян! Азарт его переходил все черты, все границы, он просто забывал — где он, с кем и как! Один наш новый начальник, который потом стал генералом, тоже оказался страстный игрок. Как понимаете, с начальством все разговаривают на “вы” и с положенным уважением. Но когда они сходились за шахматной доской, Ботян забывал всё на свете. “Ну, ты! — кричал он. — Разве так ходят?! Гимно с брусникой!” (Это было его любимое выражение.) В общем, это было что-то! Вот и когда мы были в Чехословакии, наш командир тоже оказался большой и страстный любитель шахмат. Сидим в гостинице, ждём звонка, а командир с Ботяном играют в шахматы. И начинают обсуждать… Алексей Николаевич уже забывает, где он! Прага, “особый период”, может быть, нас подслушивают, — а тут горячий спор и, конечно, мат идёт! Так они спорят, и в это время звонок. Надо ехать в посольство… Но они оба были настолько разгорячены, что Ботян предложил: “Давай возьмём шахматы в машину! Тут всего несколько фигур!” Он садится в машину за руль, всё ещё спорит, больше глядя на доску, чем на дорогу, и — вот этого я никогда не забуду! — выезжает на встречную полосу! Там гудят, руками машут, пальцами у виска крутят… “Да пошёл ты, гимно с брусникой!” — кричит он в ответ. И не остановишь его — настолько увлекающаяся натура! А знаете, в той обстановке это как-то успокаивающе действовало…»
Валентин Иванович сказал, что их командировка — может, эта, а может, и следующая, потому как в одном и том же составе они побывали в Праге два раза, в мае и июне, и работали там очень активно, — завершилась для них довольно неожиданно. Руководство приказало срочно уезжать, немедленно покинуть Чехословакию.
Ну, надо так надо, поехали, как было решено, в Польшу.
«Доехали мы до Варшавы, — рассказывал об этом путешествии Ботян. — Я там стал искать и нашёл людей, которые у меня в партизанах были. Только набираю телефон одного из них, говорю: “Дзень добрый, Сташю!” — он меня тут же узнал! “Алексей, где ты?!” — “В торгпредстве”. — “Немедленно приезжай ко мне!” Он забрал меня — поездили по Польше. Он нашёл тех товарищей, с которыми я работал во время войны… Мне там такой приём сделали!»
«Когда приехали в Варшаву, где нас ждали, Ботян говорит руководителю группы: “Разрешите, я позвоню?” — подтверждает Валентин Иванович. — Минут через сорок после того, как Ботян позвонил, приезжает машина, выходит полковник, говорит: “Мы уже наметили мероприятия, если время есть — поехали сначала в город Радом, это центр Радомского воеводства, а потом в город Илжу!” А мы ж ничего не знали о том, что Ботян воевал в тех самых краях, и тем более что он там делал! Вот до чего человек скромный был! Про него, оказывается, уже книга была издана в Польше, которая называлась “Партизан Алёша”. Эту книгу написал полковник Вислич, который был поручиком во время войны, в 1944-м, когда они познакомились… Когда мы с Алексеем Николаевичем были в городе Илжа, я своими глазами видел тот самый обелиск, где про Ботяна написано.
У этого памятника был организован торжественный митинг, и мне было очень приятно слышать, когда все, даже маленькие пионеры, обращались к нему: “Дорогой партизан Алёша!” И ветераны, обращаясь к нему, тоже говорили не “Алексей Николаевич”, а “партизан Алёша”. Прилипло это к нему звание!»
А ещё Валентин Иванович вспоминал, что когда они были в Праге, то побывали на том кладбище, где похоронены герои Сопротивления. На одном из памятников были написаны по-русски слова, которые он запомнил на всю жизнь:
Ты спросишь — как не дрогнула рука? Ты спросишь — как мы выстоять сумели? Запомни! Крепким делает стрелка Не сила рук, а благородство цели.
«Вот такие это были люди, у которых цель была», — говорит Валентин Иванович про то, к сожалению, стремительно и катастрофически уходящее теперь поколение, к которому принадлежал Ботян.
Как мы уже сказали, и мы, и чешская сторона боялись повторения венгерских событий 1956 года. Но не зря же говорят, что, во-первых, «история учит только тому, что она ничему не учит» и, во-вторых, «история плохо учит, зато строго спрашивает за невыученные уроки». Так, по свидетельству Вольфа («дяди Миши», как за глаза называли его советские коллеги), вскоре и «чешские товарищи» постарались позабыть «венгерский урок».