Александровский cад

– Я, конечно, очень уважаю ваши фильмы. Но зачем же такими словами выражаться? А еще культурный человек…

Каплер и Казарин вышли на ночную улицу.

– А вы, Алексей Яковлевич, молодец. Кулаками орудуете что надо!

– А ты что думал, я только карандаш умею в руках держать? Нет, брат, на Молдаванке не такому учат. Знаешь, сколько я в детстве от портовой шпаны натерпелся?

lie Каплер остановился и хлопнул Лешку по плечу:

– А ты тоже – ничего. Два хороших удара я успел заметить! Где натаскивали? В разведшколе?

– Да нет… – Алексей замялся. – Отец научил. Каплер достал трубку и закурил:

– В общем, мы с тобой молодцы, и это надо отметить. Алексей замедлил шаг:

– Алексей Яковлевич, уезжать вам надо. И как можно быстрее.

– Это почему?

– А то вы не догадываетесь…

Каплер остановился, присвистнул и зло посмотрел на Лешку.

– Это тебя специально попросили мне сказать? Алексей насупился.

– Так вот можешь передать: не на того напали! Меня кулаком не остановишь!

Казарина эти слова сильно задели. Он сразу понял их двойной смысл:

– Ладно. Прощайте.

Каплер пожал Лешкину руку, но отпускать ее не стал.

– Обиделся? Алексей не ответил.

– Обиделся. Ладно, валяй, говори свои советы. Казарин огляделся по сторонам: улица была пуста – никто не подслушивал.

– Уезжайте. Уезжайте, Алексей Яковлевич. Вы думаете, то, что сегодня произошло, – это просто так? Эта заваруха – очень плохое предзнаменование.

Каплер грустно усмехнулся:

– Эх, парень, да вся наша жизнь – сплошные дурные предзнаменования…

Казарин махнул с досады рукой.

– Вы что, не понимаете? Вас либо убьют, либо посадят!

Каплер положил руку на Лешкино плечо и грустно улыбнулся:

– А вдруг проскочу?

Было понятно, что драматург его всерьез не воспринимает.

– Алексей Яковлевич, если вы и дальше будете продолжать в том же духе, не видать вам в жизни счастья.

Каплер тяжело вздохнул:

– Счастье – это всего лишь притча, а несчастье – история. Запомните это, молодой человек.

И не прощаясь, он зашагал прочь…

Глава 17

По дороге домой у Казарина чуть не закипели мозги. Он оказался перед трудной дилеммой: докладывать или не догладывать о случившемся? С одной стороны, Алексей был обязан написать рапорт, а с другой – Светкино имя пока в скандале не всплыло и, стало быть, можно все списать на обычную стычку. В конце концов, Петр Саввич будет не против, если таким образом Каплер получит предупреждение и оставит дочь Сталина в покое. Это на случай огласки, но Казарин рассчитывал, что через день-другой летчиков уже не будет в Москве и никто ничего не узнает.

С этими мыслями он и направился утром на очередной доклад к Шапилину. Зайдя в кабинет, Лешка полез в карман, откуда от его неловкого движения вывалились две газетные вырезки. Это были первые заметки в «Известиях» за подписью Татьяны. Шапилин нагнулся, поднял их, и теплая улыбка отразилась на его лице:

– А ведь неплохо пишет – есть же талант.

Но Алексей думал о чем-то своем. Шапилин посмотрел на зятя.

– Мы с тобой об этом так ни разу и не поговорили.

Казарин напрягся:

– А вам это нужно? Шапилин вернул вырезки Лешке.

– Я думал, вы сами как-нибудь разберетесь.

– А сейчас вдруг что-то изменилось?

Шапилин подошел к окну и, выдержав паузу, произнес:

– Знаешь, может, я сейчас скажу неправильные слова, так отец не должен говорить. Но… выкини ее из головы. Хотя бы на время.

– Я попробую. Шапилин нахмурился:

– Да ты не ерничай. Предала она тебя. В таких ситуациях ведь что нужно? Терпение и понимание. Это женщине от матери передается. А Танька росла без матери.

– Я, между прочим, тоже вырос без матери, – сухо заметил Казарин..

Шапилин смягчился:

– Ты, Алексей, – другое дело. Володя, твой отец, это особый случай. Таких отцов поискать надо.

Лешку этот разговор стал раздражать.

– Петр Саввич, мы с Таней сами между собой разберемся, – отрезал он и тут же добавил: – Когда-нибудь.

Шапилин усмехнулся:

– Ну добро, добро… Только чего ждать-то? Можно и сейчас поговорить.

– Это как? – не понял Алексей.

– Да так! В Москве твоя Таня. Сутки уже, как в Москве. Живет в «Национале». В родительский дом не пошла – гордая. Ну чего стоишь? Беги! Уговаривай!

Алексей отвернулся и хмуро сказал:

– Я ее уже видел. Мне хватило.

Леди Анна вышла из гостиницы и быстрым шагом направилась по Театральному проезду вверх к площади Дзержинского. Едва она скрылась за поворотом, одна из припаркованных у гостиницы машин включила габариты и медленно двинулась за ней. Завернув за англичанкой на Рождественку, автомобиль остановился, потому что объект слежки зашел в телефонную будку и принялся кому-то звонить. Один из оперативников тут же направился в ее сторону. Однако не успел он пройти и десяти шагов, как откуда-то снизу послышалось:

– Эй, ты! Подай калеке на пропитание! Оперативник посмотрел туда, откуда доносился голос, и увидел крепкую старуху с протянутой рукой.

– Пошла вон, старая ведьма, – отрезал он и отвернулся. Это была роковая ошибка.

– Ах ты, гнида тыловая, пятака пожалел фронтовичке? – завелась старуха. – Эй, я тебе говорю!

Вести в таких условиях слежку не представлялось возможным.

– Вали отсюда, пока я добрый, – вновь зашипел на нее чекист.