Александровский cад

За окном кабинета на площади Дзержинского раздавались приглушенные звуки трамвая и гудки машин. Один из следователей долго и молча наблюдал за тем, как постовой на площади отчитывает запоздалого прохожего, попытавшегося пересечь улицу в неположенном месте. Затем следователь развернулся и так же молча уставился на небритого Осепчука, который сидел посередине комнаты на табурете, щурясь от яркого света настольной лампы. Выглядел Осепчук плохо: голова перевязана, все лицо в царапинах. Второй офицер НКВД, проводивший допрос, между делом щелкал кнопкой лампы, то включая, то выключая ее.

– Итак, Осепчук, как вас завербовали, понятно. Хотя мы еще проверим, не сами ли вы сдались в плен. Перейдем к самому главному: зачем вас забросили в Москву?

Осепчук перекрестился.

– Ей-богу, не знаю. Моя задача была доставить рацию, выйти на связь и ждать указаний.

Выключатель на лампе щелкнул, и яркий свет ударил ему в лицо.

– И никого из группы вы больше не знаете? – прозвучал новый вопрос. – Странно, Осепчук!

Диверсант инстинктивно заслонился одной рукой, а другой – опять перекрестился.

– Ну, ей-богу же, не знаю! Первый раз всех видел в самолете, но нам запретили общаться друг с другом, – пояснил он. И, чуть погодя, добавил: – Только двое старших все время переговаривались.

Офицеры насторожились.

– Что за старшие? Опишите. Осепчук замялся.

– Люди как люди. Мне, правда, показалось, что они не наши…

Лампа опять вспыхнула.

– Осепчук, вы тоже давно не наш! – сквозь зубы произнес один из дознавателей. – Что значит «не наши»?

– Ну, не русские! – выпалил диверсант. – Речь у них какая-то правильная, как будто по книжке читают. И рожи – не наши… не ваши… не наши…

Следователи невольно рассмеялись:

– А рожи-то туг пр ичем?

– Уж больно холеные, – подобострастно взглянул на них Осепчук.

– А вы, Осепчук, оказывается, наблюдательный. Ваши бы таланты да на благое дело.

Выключатель щелкнул снова, но лампочка на этот раз не выдержала и перегорела. Офицер поднялся и потянулся, разминая затекшую спину.

– Но мы вас все равно расстреляем, – зевнул он.

Осепчук сглотнул и отвернулся к окну. Офицер поправил портупею, подошел к нему вплотную, поставил ногу на табурет и, нагнувшись к самому лицу, медленно произнес:

– Жить хочешь?

Осепчук поднял глаза и вдруг с вызовом спросил:

– Кто ж не хочет?

– Тогда будешь делать все, что мы тебе скажем. Осепчук с готовностью кивнул.

– В начале допроса вы сообщили, – следователь опять перешел на «вы», – что ближайшая связь через кондуктора трамвая «А»? Так?

– Так.

– Что дальше?

Осепчук облизнул пересохшие губы.

– С 16 до 1б.15в пятницу я должен буду купить у него… у нее… билет и попросить всю сдачу гривенниками.

– Что должна ответить кондуктор?

– «У меня с мелочью, милок, как всегда, напряженка, но так уж и быть, помогу».

– Где должна произойти следующая встреча?

– На остановке, которая окажегся первой после разговора. Ровно через сутки.

– С кем?

– Не знаю. Следователи переглянулись.

– Осепчук, вы отправитесь на встречу и сделаете все, что нужно. Рядом будут наши люди. Допустите хоть одно неверное движение, они вас уничтожат на месте. Вы меня поняли?

Осепчук вздохнул:

– Чего тут не понять…

Казалось, все было предусмотрено до мелочей. Оперативники дождались, когда Осепчук запрыгнет в вагон трамвая, и только на следующей остановке вошли сами. Двое расположились на передней площадке, а один – на задней, так чтобы не терять диверсанта из виду. Когда вагон тронулся, из переулка появилась черная машина и поехала за трамваем.

Осепчук тем временем протиснулся к кондуктору – миловидной женщине лет тридцати. Она взяла смятую трешку, привычным жестом оторвала билет и полезла в сумку за сдачей. Осепчук набрал в грудь воздух и медленно проговорил:

– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо.

Женщина вскинула на него глаза и уже собиралась что-то ответить, как вдруг трамвай резко затормозил, и все пассажиры повалились на пол. Раздались недовольные крики и проклятья в адрес вагоновожатого. Осепчук, упавший вместе со всеми, поднялся и вновь повторил свою просьбу:

– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо!

Взгляд кондукторши заметался с вагоновожатого на Осепчука. Народ стал напирать:

– Мужик, у тебя чего, заело? Взял билет – отползай в окоп.

Осепчук не двигался с места. Пот выступил на лбу несчастной кондукторши, и она ни с того ни сего закричала:

– Какие гривенники?!! Нет у меня гривенников! Ничего нет, проходи!!!

Это было совсем не то, что ожидали Осепчук и оперативники, внимательно прислушивавшиеся к разговору. Кто-то с подножки сострил:

– Да ему не гривенники нужны. Это он так тебя охмуряет!!!

В вагоне послышались смешки. Кондукторша злобно глянула на Осепчука, тот не двигался с места:

– Ну что встал, как столб? Вали отсюда, а то милицию крикну!

– Дайте всю сдачу гривенниками, позвонить надо! – в третий раз повторил свою просьбу Осепчук.

Сзади протиснулся матрос-инвалид:

– Браток, а может, ты контуженный? Осепчук даже не повернулся в его сторону.

– Ты куда звонить собрался? Кащенке или 03? Так там бесплатно!