– Братья! – сквозь всхлипы произнесла она. – Они хотят выдать меня замуж, дедушка. А я не хочу выходить за нелюбимого. Я одного вас в этом мире люблю…
С его помощью она поднялась с колен и бросилась к нему на грудь, осыпав поцелуями его морщинистое лицо.
– Дорогой мой, родной мой, только ты есть в этом мире для меня. Ты один. И никто более мне не нужен. Мне кажется, что я уже когда-то была твоей женой. Не гони меня. Оставь. Буду рабой твоей навеки, – шептала Сашенька.
Федор Кузьмич стоял посередине кельи, не проронив ни слова, и только с силой вдавливал в бока сжатые кулаки.
Сашенька понемногу стала успокаиваться. Она опустила глаза вниз и увидела, что из-под длинной рубахи старца натекла лужа крови.
– О Боже! – вскрикнула девушка и отпрянула в сторону.
И только тогда она заметила, что его лицо белее снега, а по бокам на рубахе выступили красные пятна.
– Вы ранены. Но как? – Александра всплеснула руками и ринулась на помощь. – Раны надо перевязать.
Ей едва удалось дотронуться до окровавленного места, как старец перехватил ее руку и строго, глядя прямо в глаза, сказал:
– Не надо. Сами заживут.
Но Сашенька успела почувствовать под холстом железный пояс.
«Он, должно быть, с острыми шипами», – подумала она.
И ей стало очень стыдно за свою несдержанность, за то, что она заставила святого человека так себя истязать. Вон какая лужа крови на полу. Ему ведь должно быть очень больно. Девушка густо покраснела.
– По закону Христа человеку следует любить только одного Бога. Люди не должны привязываться к тому, что имеет конец, или смерть. Их сердца должны любить то, что вечно, то есть Бога. Только его одного искать и только ему одному угождать. Грешно и несправедливо иметь сильную привязанность к людям. Вот что на это говорил Господь: «Кто любит отца и мать более меня, недостоин меня!» А теперь уходи. Я должен побыть один.
Направляясь к калитке, Александра увидела через окно, что старец стоит на коленях перед иконой Спасителя и отбивает поклоны. Ей стало так стыдно за свое недавнее поведение, что слезы вновь потекли из ее глаз, а грудь теснили рыдания. Пытаясь сдержать их, она побежала по освещенной луной тропе к ненавистным братьям.
Но если бы она услышала слова этой странной молитвы, то, скорее всего, ничего бы не поняла.
– Господь мой, Бог мой! Помоги мне избавиться от обмана страстей, обрести, наконец, свободу. Помоги выдержать еще одно испытание, ниспосланное мне Тобой в этой таежной глуши. Я знаю: все, что мы желаем в жизни, в итоге придет к своему концу. Страдания порождаются желаниями. Но удовлетворение этого желания – лишь иллюзия, преходящее удовольствие. Я отрину его ради Тебя, Господи, но зачем Ты продолжаешь мучить меня соблазнами? Я стар и болен. Мне осталось жить совсем немного. А Ты искушаешь меня этой страстью. Все – пустое, все обман. Никого, кроме Тебя, у меня в этом мире не осталось… Но неужели прав был тот буддийский монах в Тибете, когда рассказывал мне о реинкарнации? Неужели Ты на самом деле так устроил этот мир, что наши души после смерти переселяются в другие живые существа? И эта девочка – это новое воплощение моей Леа? Как же я раньше не догадался, что это она? Только Леа умела так слушать, так улыбаться и так меня целовать…
Он опомнился и с силой надавил локтем на свой железный пояс. Острые шипы вонзились глубоко в тело. Кровь снова потекла ручейком из-под рубахи. А он все молился перед иконой. Только непонятно, какому богу. Не Христу, не Будде, а какому-то своему внутреннему божеству. Так он продолжал разговаривать сам с собой, временами надавливая на шипы.
Он кое-как разлепил глаза. Они сильно слезились от солнца, морской соли и попавших в них песчинок. Что-либо разглядеть было очень трудно. Он протер глаза руками и вскрикнул от боли. Свет больно резанул по сетчатке. Не сразу он смог осмотреться кругом.
Солнце палило нещадно. Он лежал на пустынном пляже, весь обвитый уже высохшими водорослями. Рядом мирно дышал прибоем успокоившийся океан. Послушные, ласковые волны набегали на пологий берег, состоявший из мелкого и белого, как мука, песка, а потом лениво уползали обратно в океан.
Вокруг не было ни души. Только бескрайняя морская синь и белый песок. Да еще контуры зеленых пальм вдалеке.
К нему стала возвращаться память, и он вспомнил, как они схватились с капитаном «Святой Марии» и как их смыло волной в бурлящую стихию.