Если бы он признал себя виновным и покаялся в содеянном, она бы со спокойной совестью приговорила его за уклонение от уплаты налогов и неисполнение решения суда на полтора года лишения свободы, которые он уже отбыл в следственном изоляторе. И освободила бы его и его товарища из-под стражи прямо в зале суда, для проформы лишив их права занимать руководящие должности в коммерческих структурах и заниматься бизнесом года на три.
Но он этого не сделал. Наоборот, его последнее слово прозвучало не как оправдание подсудимого, а как обвинение прокурора. Он не признал себя виновным ни по одному пункту, а сам обрушился с гневной критикой на своих гонителей – нечистоплотных и своекорыстных бюрократов, заказавших этот судебный процесс с единственной целью – забрать себе процветающую нефтяную компанию. И этим сжег все мосты на пути к компромиссному решению. Чем поставил судью перед нелегким нравственным выбором: с кем вы, ваша честь?
Пожилого джентльмена с благородной сединой на висках и с греческим профилем привел к ней в кабинет председатель суда.
– Анна Сергеевна, у нас к вам будет конфиденциальный разговор, поэтому, пожалуйста, удалите на время своих помощников, – настойчиво попросил он.
Самойлова оторвалась от материалов дела и, бросив на своего старшего коллегу пронзительный взгляд, все же сказала:
– Девочки, перерыв на пятнадцать минут. Можете сходить попить кофе.
Когда они остались в кабинете втроем, председатель представил своего спутника:
– Это Семен Семенович. Он, как бы точнее выразиться… представляет интересы государства в этом деле.
– Говоря проще, тех людей, которые заказали разгром холдинга и упекли моих подсудимых в тюрьму, – срезала судья.
Ей уже до такой степени надоели все эти ходатаи с обеих сторон, что она уже не могла сдерживаться.
Председатель суда даже потерял дар речи от такой отповеди, а гость, наоборот, моментально собрался и ответил, словно заранее был готов к подобному приему:
– Можно, конечно, сказать и так. Только я бы на вашем месте, уважаемая Анна Сергеевна, воздержался от столь категоричных оценок. Судья ведь должен быть беспристрастным. Не так ли?
– Это в процессе, – Самойлова не желала сдаваться. – А сейчас, извините, у нас частный разговор.
– Я вам больше не нужен? – заискивающе спросил джентльмена председатель суда. – Тогда, с вашего позволения, я удалюсь?
Представитель государства великодушно кивнул в знак согласия.
– Слушаю вас внимательно. У нас осталось еще четырнадцать минут, – напомнила судья посетителю, когда за председателем закрылась дверь.
Семен Семенович посмотрел на нее изучающим взглядом.
«Еще молодая. Чуть больше сорока. Но как плохо выглядит! Настоящий синий чулок!» – заключил он.
«Хлыщ и пижон. Но в его голосе есть нечто такое, что заставляет людей повиноваться ему», – сделала вывод о визитере судья.
Они на самом деле настолько контрастировали друг с другом, словно происходили с разных планет. Плохо покрашенные в рыжий цвет дешевой краской, когда-то пышные, но рано поредевшие локоны судьи и гладкая, уложенная волосок к волоску, отливающая благородным серебром шевелюра пожилого джентльмена. Ее неопределенного цвета турецко-китайский костюм и серая, в мелкую изящную полоску, тройка из тончайшей английской шерсти, ладно облегающая его спортивную фигуру. Роговые очки из ближайшего магазина «Оптика» и тонкая стальная оправа, настоящее произведение искусства, придающая любому лицу значительность и весомость. В свои сорок лет судья выглядела старше, чем представитель государства в шестьдесят.
– Мы заинтересованы, чтобы суд поддержал обвинение и вынес самый суровый приговор, какой только возможен, – сразу обозначил цель своего визита Семен Семенович.
– Я еще не определилась со своим решением, – огрызнулась судья, почувствовав нешуточное давление.