Александра: Жизнь и судьба

Борис набросил шелковый халат, недавний подарок Леры и сел на старый расшатанный стул.

Было время, когда он мог прохаживатся по квартире совершенно голым, зная, что его обнаженное тело сводит Элеонору с ума. Сколько раз, полностью собравшись, готовая к выходу, она борсалась в его объятья, оствив дела на потом.

О Элеоноре он старался не думать. Поначалу, когда в душе жил страх, и он просыпался по ночам от малейшего шороха за дверью, успокаивал себя мыслю, что только окончится судебный процесс, он приложит максимум усилий, что бы облегчить судьбу Эли. Оставленных денег хватило б на целый штат высокооплачиваемых адвокатов. Только судебные дознания затянулись почти на год. Появлялись новые и новые фигуранты. Уголовное дело разрасталось, как снежный ком. Для дачи показаний даже его вызывали пару раз. Стоило б, Элеоноре только обмолвится о его причастности ко всем делам, и, считай, судьба решилась бы на десять лет вперед. Он был ей благодарным за это молчание. Возможно, она и молчала только потому, что надеялась на его помощь. Или причина была в другом? И если б оставленные деньги внезапно не окончились, он бы ей помог.

А потом среди ночи заявился Берестов с новым паспортом. Он боялся всего и всех, представив годы за решеткой, а Марк Яковлевич так красочно описывал лагерную жизнь. Тогда он согласился б на все, а не только поменять паспорт. Да и Берестов обещал помочь выехать. Пусть только уляжется шумиха вокруг галереи. Нашел кому верить — Берестову.

Пятнадцатое декабря Борис не любил. Дни рожденья Элеонора умела и любила праздновать с размахом. В кругу многочисленных знакомых Берестов, как близкий друг покойного Ольжича, занимал самое почетное место — возле Элеоноры. На правах кого? В разгар вечеринки Борис незаметно оставлял ресторан. Остаток ночи он проводил в мастерской. К полудню приезжала Элеонора. Следовало бурное примирение.

Воспоминания нисколько не улучшили настроение. Сколько ж ей сегодня? Борис закрыл глаза. Ему без малого сорок, значит, Эля сегодня праздновала б полтинник…

Разница в десять лет его пугала только поначалу. А потом он обо всем забыл. Элеонора была из тех женщин, возраст которых зависел от окружающих. В постели она могла быть стеснительной и неопытной, и могла быть настоящей жрицей любви. Ни до, ни после — таких женщин, как Элеонора он не встречал.

Борис с тоской посмотрел на спящую Леру. Вдобавок к плохому настроению накатила новая волна раздражения. Хотелось выпить и остаться одному. Он снова посмотрел на часы. Пару часов — и Лера уедет.

Чтобы какое — то время не думать о причине плохого настроения, он зацепился мыслю за назойливый яркий халат. Как можно было купить такое шелковое чудовище?

Лера повернулась набок, волосы, заправленные в узел, за ночь растрепались и причудливо рассыпались по подушке. В другой день он бы ни за что не оставил ее одну в постели, только не сегодня.

В рабочей части мастерской, отделенной от спальни только итальянской переносной ширмой, тоже подарок Леры, Борис запихнул бутылку водки в маленькую морозилку.

По сути, он был везучим человеком. Но самым большим везением была Элеонора. Можно сказать, она была ему всем и ангелом — хранителем, в том числе. Она исправно вела свой бизнес, обеспечивала и оберегала своего мужчину от всяких потрясений. И требовала всего — то ничего — верности, которую, надо отдать должное, он безупречно хранил ей. Легкие, короткие увлечения Элеонора ему позволяла сама, что бы разыграть ревность и потом разбудить новую волну страсти.

А потом они захотели свободы. Биллеты до Мадрида лежали в новеньких загранпаспортах…

И Лера тоже была его везением. Не забарахли у нее машина или, проехал бы он мимо нее — неизвестно еще как бы он прожил эти два года без копейки за душой.

По — сути, он считал себя везучим человеком.

Когда — то, давным давно, он жил совершенно другой жизнью. В той жизни было все. И по квартире он мог ходить голышом. Правда, иногда завязывал на бедрах полотенце, когда возвращался с ванной в их с Элеонорой спальню. Потом она уезжала по делам, благодаря которым он и жил безбедно. Особо не напрягаясь, он изредка появлялся в мастерской. И мастерская была — нечета этой. Пил виски, развлекал ее многочисленных приятельниц — тонких ценительниц искусства. Хотя какие они были ценительницы? Так — пустое место. А вот их мужья и любовники — те знали, что ценить. Хотя… Борис довольно улыбнулся, вспомнив этих «ценителей», нагретых собственноручно на сотни тысяч евро.

Если б он мог добраться до тех денег теперь. А ведь Берестов, старый лис, все продумал, все заранее просчитал. И почивает спокойно где — то в Европе, кормя его обещаниями о помощи.