он понимает. Вот это интереснейшая вещь, он не склонен митинговать на углах, цеплять кого-то за лацканы пиджака, прижимать в угол и вдалбливать ему. У нас в Питере была такая очень ясная и мудрая поговорка, вот такая: «Кто спорит, тот говна не стоит». И по старой мудрости арбатской, Саша Збруев очень хорошо это усвоил и понимал. Когда начинали о чем-то спорить, у Саши в глазах всегда была странная ясность согласно сказанной выше поговорке. Но со своими близкими людьми он очень немногословно, но ясно человеческими понятиями делился.
Такие же, как мы!
И вот в Ленкоме произошла некоторая драма — Эфроса оттуда убрали и перевели в неизвестном направлении, а эфросовская труппа преданных артистов ушла сначала в никуда, а потом туда, куда ушел Эфрос. А Саша как сидел на стуле в гримерке Ленкома, так и остался сидеть. В этот момент я совершенно онемевал от изумления. Мы, борцы за театр подтекстов, сильных гражданских чувств, которые запрятаны в другую колею. Так что же Саша будет делать со своими подтекстами здесь и теперь? Саша ничего не объяснял, он просто сидел на стуле. И ходил из дома в Ленком, из Ленкома назад. Обычно, заложив руки за спину, глядя в асфальт, а иногда чуть-чуть вверх, на вечернее небо.
Кольцо из Амстердама
Дальше пришел другой главный режиссер, Монахов, который осуществлял свою театральную политику, таинственную и непонятную. Саша соверенно не участвовал в актерских сходках, этого он никогда в жизни не позволял себе. И в благодарность за это Монахов оставил спектакль Эфроса «Мой бедный Марат», и они его благополучно играли в том же составе. Лева Круглый ушел с Эфросом, остались Саша, Миша Маневич и Рита Струнова. Вот они и играли это очень тонко. Я тогда уже понимал, что Саша — артистическое чудо. А дальше пришел Марк Анатольевич Захаров и обнаружил в театре с колоннами и с лестницей, ведущей на второй этаж, репетиционный зал, где на стуле так и сидел Збруев.
И Марк Анатольевич сказал: «Какой хороший актер! С нами будете работать?» А он ответил: «Ну а как же, буду обязательно работать с вами». И вот уже нечеловеческое количество лет Саша — ведущий актер нового Ленкома, руководимого Марком Захаровым. И в этом Ленкоме у него написалась самая главная страница его театральной жизни, которую нельзя и назвать артистической страницей… Это были человеческие встречи. Я думаю, Саша очень бережно и нежно относится к заха-ровскому Ленкому, прежде всего потому, что здесь он встретил Олега Янковского, здесь встретил Сашу Абдулова, и они образовали артистический облик театра. Причем очень странно: Олег играл все, что Марк Анатольевич ставил, Саша Абдулов то играл, то не играл, а Саша Збруев не играл почти ничего очень долгое время, но все понимали, что артистический уголек театра— это Олег и два Саши. Вот так получилось. И трудно даже сказать, дружили они или не дружили. Они обожали друг друга, просто обожали! Они были частью этой троицы, но никогда в жизни я от них не слышал признаний в любви и верности друг другу. Просто любовь и верность были, а признаний не было. Как бы это предполагалось само собой, а как иначе: хотя судьбы их складывались весьма причудливо, невероятно, и в этих судьбах у них было мало общего, а лицо было одно — облик великого и прекрасного Ленкома.
Конечно, облик этот дополнялся какими-то яркими образами, Коля Караченцов никогда не забудется для Ленкома. А Инна Чурикова, которая пришла в Ленком и сделала из мужского театра удивительное чудо простого артистизма. Без всякого такого солдатского начала. Все было, но эти трое сохраняли основу театрального «лица». А судьба Саши Збруева, артистическая и личная, во многом зависела от того, что с ним происходило в кино. А в кино у него была почти сразу заработанная великая популярность, великая народная любовь, любовь молодых поколений к Саше. Потому что Саша с его открытостью, легкостью, с его контактностью, абсолютным отсутствием занудства и многозначительного ума в глазах — на экране нашел маску легчайшего балбеса, за балбесничеством которого лежат тайные и серьезные мысли. И когда Саша сыграл в картине «Мой младший брат», количество влюбленных в него людей, которые жили на огромнейшем пространстве Советского Союза, число его поклонников, а я уже не говорю о поклонницах, оно просто росло с геометрической прогрессией.
Мой младший брат
Саша был популярен невероятно! Когда Саша Абдулов еще только учился в театральном институте, а Олег Янковский делал первые шаги в кино, Саша был суперзвезда, и эта его суперзвездность не сделала с Сашей вообще ничего из того, что обычно делает с людьми. Он абсолютно пропустил ее мимо ушей. Вот это фантастическое совершенное существо! Как Пастернак написал: «И пораженья от победы ты сам не должен отличать». Саша абсолютно не заточен на успех, не заточен на победы, он заточен на жизнь, и жизнь его — тоже чрезвычайно интересный пример той самой любви и верности.