Александр. Том 2

— Пятнадцатого, государь, — Платон подошёл к стене вплотную и провёл рукой по окладу нижнего ряда. — Те, что из третьего ряда, из рук Андрея Рублёва вышли. Я всё время думаю, какой же святости был этот человек, что свет веры через века сумел пронести и увековечить? — он покачал головой. — Сейчас уже нет таких людей, и я сомневаюсь, что уже будут.

— Ну вы-то делаете всё, чтобы хотя бы приблизиться и молодёжь приблизить, — я грустно улыбнулся. В чём-то он был прав, как бы ни печально это звучало. — Сколько уже семинарий открыли?

— Я всего лишь грамоте хочу как можно больше отроков обучить. То, что они семинарии закончат, вовсе не значит, что в служение Господу нашему окунутся с головой. Вон Сперанский ваш чем не пример? Платон снова покачал головой, проведя рукой по окладу: — И этому скоро время подойдёт, да что ж такое-то⁈

— Время не щадит ничего, — тихо ответил я ему, обдумывая промелькнувшую внезапно мысль.

— Я полагаю, что чинопоследование при коронации должно быть тем же, что и при коронации вашего батюшки, упокой Господь душу грешную Павла Петровича, — Платон, наконец-то посмотрел на меня. — Елизавета Алексеевна будет опускаться перед мужем своим и императором на колени, чтобы принять корону из его рук?

— Не стоит, — я покачал головой. — Нужно всем показать, что она тоже может принимать определённые решения, и что я ей в этом препятствия чинить не буду.

— Может быть, это и правильно, — Платон снова посмотрел на иконостас. — Примете мою отставку из этого сборища крикливых петухов, что Священным Синодом называется, государь?

Я покосился на него. Ещё полгода не прошло с тех пор, как я очнулся в теле стукнувшегося башкой Сашки, а митрополит Московский уже третий раз эту шарманку заводит.

— Что вы думаете о возрождении церковного патриархата? — внезапно спросил я его, проигнорировав вопрос о его отставке.

— Что? — он уставился на меня, не мигая. — Почему эти мысли вообще пришли вам в голову?

— Даже и не знаю, как ответить, — я задумался, пытаясь сформулировать свою мысль. — По-моему, время пришло. Причин много, и с той точки зрения можно посмотреть, что сейчас много земель новых открывается, на коих язычники живут. А Синод что-то не спешит на эти земли с проповедями, дабы души заблудшие в православную веру обратить. Но это всего лишь одна из причин. Но даже в этом случае власть патриарха будет ограничена. Российская империя — это светское государство, — напомнил я ему.

— И кого вы видите патриархом, ваше величество? — тихо спросил Платон.

— Так ведь вас, кого же ещё? — я развёл руками. — Давайте поговорим начистоту, — я указал на иконостас. — У нас весьма хорошие свидетели образовались, не находите? Он только кивнул, подтверждая мои слова. — Насколько я знаю, именно вы предложили проект примирения со староверцами и даже открыли здесь, в Москве, единую церковь. А сколько семинарий открыли? И мне неважно, что именно заставило вас это сделать, а важно, на какие деньги вы это сделали. Потому что я не помню, чтобы от вас шли запросы на выделение средств на эти богоугодные дела. Вы помогаете монастырям и даже не обматерили Дидро в личной беседе. Мне рассказали, как этот французский вольнодумец рвался к вам, чтобы высказаться.

— Он всего лишь овца заблудшая, — вздохнул Платон.

— Да-да, баран он добрый, но речь не об этом, — я снова посмотрел на иконостас. — Вы оклад на какие шиши менять собрались? — спросил я грубо.

— Свой кошт растрясу, — Платон пожал плечами. — Не впервой.

— М-да, не впервой, точно, — я покачал головой. — Смету приготовьте, я из личных средств оплачу. Не из казны, а из личных средств Романовых.

— Но…

— Не нужно спорить, — я поднял руку. — Романовы тоже должны благотворительностью заниматься. Бобров я спасать точно не буду, а вот оклады на иконостасе поменять — совсем другое дело.

— Если так, то да, дело это благое и нужное, — после минутного молчания ответил Платон.

— Да, мне тут птичка на хвосте принесла, что вы планируете большое путешествие по стране совершить. Посмотреть не только на состояние тех же семинарий, монастырей и приходов, но и как люди живут разузнать, — а сказал мне об этом Сперанский. У него всё ещё сохранились кое-какие связи со своими семинарскими приятелями.

— Богоугодное это дело, — Платон провёл рукой по бороде.

— Да я и не спорю. Я хочу, чтобы вы свой визит с Кочубеем согласовали. Он тоже после коронации большую ревизию отправляет по стране. Вот пускай кто-то из его ревизоров с вами и поедет. А когда вернётесь, мы снова поговорим о Патриархате, — и я снова склонил голову, которую Платон перекрестил на автомате, пребывая при этом в глубочайшей задумчивости.

А когда я уже подходил к двери, то услышал голос Платона, полный недоумения.

— Зачем кому-то спасать бобров? — великолепная акустика собора разнесла по собору вопрос, заданный густым, прекрасно поставленным голосом.