— Я заметил, Николай Михайлович, — довольно ядовито ответив, я задал встречный вопрос. — Так зачем вы её написали? При царящих ныне нравах не думаю, что несчастливая судьба девушки на кого-то сильно повлияла. Да и вообще, тема смерти… У вас с ней какие-то проблемы?
— Нет, — он внезапно успокоился. — Вы упомянули о царящих при дворе, да и не только при дворе, нравах. Они же почему-то утверждают, что романтизм и сентиментализм невозможно передать русским языком. Что только языком галлов можно полноценно описать любовь, страдания и да, смерть, как величайшую трагедию для живых. Я всего лишь хотел доказать обратное. Более того, мне хотелось упростить некоторую тяжеловесность, внести лёгкость, позволяющую читать романы с наслаждением. Если вы заметили, ваше величество, но в своих романах я даже заменил многие устойчивые выражения на более простые и доступные для понимания. Мне даже высказали некоторые… — он на секунду замолчал, стараясь не перейти на русский матерный, когда речь пошла о критиках, — что я преступно использую обычную разговорную речь в диалогах. Но ведь именно так можно достучаться до сердца читателя! — добавил он горячо. — Я создавал новый стиль от романа к роману. «Бедная Лиза» — это то, что у меня в итоге получилось.
— Николай Михайлович, вы ещё и учитель словесности вдобавок к другим своим заслугам? — я сцепил руки за спиной.
— Нет, — он покачал головой, настороженно глядя на меня. — Я прежде всего журналист и редактор. Писатель, да, не без этого. Но кто из нас не пытался брать в руки перо и выдавливать из себя вирши?
— И это возвращает нас к тому вопросу, ради которого я вас вызвал. Так и не получив ответ на вопрос, на хрена Карамзин всё-таки написал про Лизу, я сосредоточился на насущных проблемах: — Вы знаете, что скоро будет коронация?
— Об этом радостном событие знают все, ваше величество, — ответил Карамзин.
— Но не все могут на нём присутствовать, — мы стояли друг напротив друга, и вот именно сейчас наши взгляды встретились. — А это значит, что данное событие следует как следует осветить в газете.
— Вы хотите, ваше величество, чтобы я писал о коронации? — осторожно спросил Карамзин.
— Да, — ответил я и, помолчав, добавил. — И чтобы вы писали именно в том своём лёгком стиле, а самое главное, на русском языке. Чтобы любая крестьянка, которой прочитали бы статью, смогла понять, о чём в ней говорится. Кстати, а вы вообще в курсе, как выглядят крестьянки, и чем они занимаются?
— Эм-м… — Карамзин нахмурился. — А почему вы спрашиваете?
— Потому что ваша Лиза кто угодно, но только не крестьянка. Это так, к слову, не берите в голову. В описании коронации вы должны быть именно журналистом, а не писателем-сентименталистом. А это значит, что должны выйти несколько статей. Основная — в меру сухая, в которой будут изложены просто факты и парочка фривольных для поднятия настроения и привлечения интереса. Что-то вроде: «Эраст Н. перебрал вина во время коронации её величества и принялся бесстыдно домогаться молоденькой горничной, расставлявшей цветы».
— Ваше величество, — Карамзин уставился на меня. — Но ведь так нельзя…
— Можно. И нужно. Людей всегда, во все времена привлекали только четыре вещи: пикантная пошлость, политика, деньги, и пороки, из которых могут вытекать преступления. Если бы ваша Лиза выжила и вышла замуж за генерала в отставке, а потом на балу отказала Эрасту даже в танце, её бы всё равно покупали и, может быть, даже охотнее. Главное — это правильно расставить приоритеты.
— Я понял, — Карамзин нахмурился, что-то просчитывая про себя. — Какой газете вы поручите «правильное» освещение коронации.
— Не знаю, — я покачал головой. — И не нужно на меня смотреть таким уничижительным взглядом. Я не прошу вас лгать, просто правильно расставить акценты.
— Я уже сказал, что понял, ваше величество, — Карамзин вздохнул. — Вы мне уже показали, как с помощью «акцента» можно было из Эраста изначально сделать не пылкого влюблённого, а редкостную скотину.
Я в ответ только развёл руками. Он чертовски умный и вполне договороспособный. Может быть, что-то и получится.
— Какую газету вы мне предложите? Или сделать что-то в виде брошюры? Чтобы в неё между статей втиснуть полный текст моего манифеста?
— Я не смогу сделать её в одиночку, ваше величество, — Карамзин покачал головой. — И нет, любое издательство не подойдёт, это точно.
— Вам нужны помощники? Он сдержанно кивнул. Я же подошёл к двери и высунулся в приёмную. — Зайди, — коротко приказал Илье, и тот сразу вскочил, подбежав к кабинету. — Кто именно вам понадобится, чтобы сделать приличную брошюру, не прибегая к запутанным отношениям с издателями? — Скворцов мгновенно сообразил, что нужно делать, и приготовился писать.
— Вы так прямо ставите задачи, — пробормотал Карамзин.
— У меня, вообще-то, очень много дел, Николай Михайлович. А когда чётко ставишь задачу, на объяснения обычно уходит гораздо меньше времени, — отвечать не требовалось, но я всё равно решил пояснить.