Во время своего пребывания в Москве Елизавета Петровна совершила из Москвы пешее шествие на богомолье к Троице. Она и точно сделала эти шестьдесят верст на своих ногах, с длинным посохом паломника в руке. Сделав версты три с роздыхами, дебелая царица изнемогала; ее усаживали в карету и отвозили или на пройденный ночлег, или на ночлег предстоящий. А пункт, достигнутый благочестивейшей государыней, отмечался тем, что на нем становились биваком семеновские солдаты. На следующий день царицу привозили сюда в карете, и она со вчерашнего места продолжала шествие. Звон в Москве и у Троицы и на пути не прекращался. Сержант Суворов будил своих дремлющих у догорающих костров солдат по первому удару благовеста в Москве. По мере того как паломники уходили на север, по лесной дороге, звон большого Успенского слышался все слабее. Стоя биваком у переправы через реку Учу, на полдороге между Троицей и Москвой, Суворов первый раз услышал явственно через несколько секунд после первого удара в Кремле ответный удар Троицкого "царя". Тогда он вспомнил, как мальчиком однажды на охоте ранним летом он ночевал с отцом в избе лесника. Отец поднял его с постели до зари и повел из избы на высокий безлесный холм.
"Молчи и слушай", - сказал отец, возведя сына на самую макушку, откуда открывалось до края неба застывшее море взволнованной московской земли.
Стояла тишина. Быть может, оживленные рассветным ветром, и шумели у подножия холма сосны и ели, - сюда их шум не достигал.
"Слышишь?" - тихо спросил отец.
Даже если бы он спросил полным голосом, он не заглушил бы непонятного звука. Александру показалось, что это вздохнула сама московская земля, пробужденная пригревом ласкового солнца.
"Это ударили в ответ Кремлю у Троицы. Чу?!"
И снова как бы вздохнула земля.
"А это Звенигород".
Поместье Суворовых - в Дмитровском округе, меж Троицей и Звенигородом. Тут на полпути меж тремя вершинами треугольника Москва Троица - Звенигород когда-то стояли конные караулы, чтобы вовремя дать воеводам знать о тревоге.
Благовест кончился. Большой Успенский от последнего удара долго гудел, переходя от басовых аккордов к почти неуловимым для уха звукам.
- Согрелся, старик? - ласково хлопнув по наружному краю колокола, спросил звонарь.
И колокол ответил ему чуть слышным гулом.
Суворов коснулся бронзы рукой: и в самом деле, колокол нагрелся.
- Вот чудеса: бей его кулаком со всей силы - молчит, ударь ласково ладонью - отвечает. Попробуй, если хочешь, сам, - говорил Суворову звонарь.
Суворов попробовал и убедился, что звонарь говорит правду.
- Спасибо, служивые, за помогу. Заработали на троих денежку. Ступайте к свечному ящику, скажите - я послал.
Спускаясь по темному ходу вниз, Суворов нечаянно коснулся стены рукой - камни стен саженной толщины еще трепетали.
Г Л А В А С Е Д Ь М А Я
ПРИБЛИЖЕНИЕ ВОЙНЫ
Суворов получил назначение в пехотный Ингерманландский полк.
В гвардейском Семеновском полку даже небогатые солдаты из дворянских недорослей имели при себе хлопцев из своих крепостных. Произведенный в офицеры, Суворов немедля отправил в деревню двух хлопцев, вывезенных им из деревни восемь лет назад. К молодому офицеру явился бывший в "великанах" у прусского короля Прохор Дубасов и неотступно просил взять его из Семеновского полка к себе, ссылаясь на то, что покойная боярыня Авдотья Федосеевна взяла с него перед смертью своею клятву: "Не покинь, Прошенька, моего Сашеньку - ведь он ребенок малый, береги его". Суворов согласился, и великан списался из гвардии в тот же полк.
Солдат в Ингерманландском полку одевали и кормили плохо. Обучение их велось в полку лишь для формы. Многие из них ухитрялись заниматься мастерством: чеботарили, вили веревки, плели рыбачьи сети, резали деревянные ложки.
Осмотревшись в полку, Суворов увидел, что из этой толпы молодых людей, насильно собранных в одно место, никто не думает создавать боевую силу. Попытки Суворова говорить об этом с полковником и офицерами были встречены общим недоумением.
- Откуда такой чудак к нам явился? - удивлялись новые товарищи Суворова.
Он воззвал к чести полковника. Указывал, что близится война, что полковник, обладая неограниченной властью, может и должен привести свой полк в хорошее состояние. Полковник отвечал добродушно:
- Что я, батюшка мой, могу поделать? Везде так! Все так! Полк мой, верно, не из лучших, так ведь он караульный, его в поле не выведут. А что до пайка солдатского, до сукна, то кормлю и одеваю тем, что дают. Это дело провиантское. Вот где корень зла. Тебе, сударь, по твоей склонности не в строю служить, не ротой командовать, а пойти бы тебе по провиантской части, - с насмешкой посоветовал полковник Суворову. - Ежели ты, сударь, Геркулес, то там и есть для тебя подвиг: очистить сии авгиевы конюшни*.
_______________
* Один из подвигов Геркулеса: царь Авгий предложил ему очистить
свои много лет не чищенные конюшни.