Александр Суворов

Солдаты с криком и свистом побежали к деревне. Из волоков изб тянул дым: фурьеры позаботились о тепле для товарищей. У дверей болтались цветные флажки, показывая, кому где отведен ночлег. Но никто не смотрел на значки. Солдаты врывались в распахнутые двери изб. В одну минуту избы наполнились народом. Деревенька не могла вместить и половину батальона. Когда Суворов с Сидоровым подошли к первой избе, в нее нельзя было уже вобраться; то же и во второй, и в третьей, и во всех остальных.

Сидоров с суровой усмешкой сказал:

- Попробуй, барин, распорядись. Здесь ты один начальник.

Он отошел к костру, набил трубку и закурил от уголька.

Между тем к избам подтянулся хвост батальона. Среди отсталых были обмороженные. Солдаты теснились к кострам, но большая часть напирала в избы. Около Суворова очутился парень в форменном плаще, с головой, обмотанной посконной тряпкой. Солдата поддерживали двое товарищей: у него одеревенели ноги. Тусклый взор парня встретился с глазами Суворова. Парень злобно выкрикнул:

- Одна вошь да сыскалась на солдатском теле!

Но вдруг на лице парня появилась широкая улыбка.

- Да ведь это Суворов!

Александр узнал в молодом парне солдата своего капральства Петрова, весельчака и плясуна. Суворов рассмеялся:

- А ты, Петров, сплясал бы, а то без ног будешь!

- Ох, ноженьки мои резвые пропали! - повисая на руках товарищей, заголосил Петров.

Внезапная мысль блеснула в голове Суворова, и сразу пришло озорное решение:

- Не унывай, Петров! Еще спляшешь, и я с тобой!

Суворов кинулся к соседним саням и выхватил из-под морды коня охапку сена. Приказав двум товарищам стать у стены избы, Суворов взгромоздился на спины солдат и плотно закрыл охапкой сена волок избы. Изнутри послышались крики: изба сразу наполнилась дымом. Из двери избы посыпался народ. На Суворова накинулись. Кто-то на него замахнулся.

- Не тронь нашего капрала! - взвизгнул Петров. - Выкуривай из всех изб дармоедов!

Предложение понравилось. Со смехом, забыв усталость, слабые принялись выкуривать сильных изо всех изб. Суворов распоряжался. Его теснили недовольные. Рядом с ним стал и заслонил его собой Сидоров из тринадцатой роты.

- Семеновцы, стой! - закричал он. - Срам какой! Дорвались до тепла, товарищей забыли! Идите к каптеру*, берите топоры - дрова рубить! Скорей нагреетесь!

_______________

* К а п т ё р (каптенармус) - заведующий ротным имуществом

солдат.

- А там и каша! - прибавил Суворов.

- И то! - согласился первым тот солдат, который замахнулся было на капрала.

Солдаты выбрали у каптенармуса инструмент. В лесу весело застучали топоры. В избах из открытых волоковых окон снова потянулся дым. Слабые наполнили избы кашлем, чиханьем и стонами. Суворов приказал растирать обмороженные руки и ноги. С Петрова скинули сапоги и посадили на скамью ногами в ушат с ледяной водой.

- Чуешь ноги? Шевельни-ка! - сказал Суворов.

- Эх, милый ты мой, век не забуду! Спляшем еще, господин капрал! Петров, притопывая ногами в ушате, запел: - "Гренадеры молодцы, други-братья удальцы! Запоем мы трыцко хватско про житье-бытье солдатско!" Ой, мамынька! Пропали мои ноженьки, не шевелятся!..

К ночи на гумнах деревни с подветренной стороны пылало множество костров. От огня оплывал и оседал снег. Поспели каши, заправленные салом и сдобренные щедро стручковым красным перцем. Солдаты наелись и повеселели. Послышались песни. Уж никто не хотел оставаться в дымных избах, все выбрались на волю, к огням. Меж костров шныряли в полушубках, подметая полами снег, босые мальчишки и девчонки. Суворова звали от одного огня к другому: "Поди, сударь, и у нас погрейся!" Внезапно перед Суворовым предстал Петров, веселый, в чьих-то стоптанных валенках и хмельной: видно, в деревне сыскалось и вино.

- Вот он, наш капрал! Ура! Спляшем, друг! Знаешь "Слушай, радость!"?

- Как же не знать, знаю. В деревне рос!

- Ребята, становись кругом!

"СЛУШАЙ, РАДОСТЬ!"

Образовался широкий круг. Посредине меж двух костров оставались только Суворов и Петров.

- Девкой будешь или кавалером? - спросил Петров.

Суворов, не отвечая, приосанился и, сняв шапку, церемонно поклонился Петрову.

- "Слушай, радость, одно слово! - запел он басом. - Где ты, светик мой, живешь? Там ли, где светелка нова? Скажи, как ты, мой свет, слывешь? Как и батюшку зовут, расскажи все, не забудь. Что спешишь теперь домой? Ах, послушай! Ах, постой, постой!"

Петров по-бабьи метнул глазами на Суворова, потупился и повернулся к нему спиной.

- "Полно, полно, балагур! - ответил он тоненько притворным голоском. - Мне пора идти домой, загонять гусей и кур, чтоб не быть битой самой. Тебе смехи ведь одни, не подставишь ты спины. Поди, поди, не шути, добра ночь тебе, прости, прости!"

Суворов приложил шляпу к сердцу:

- "Ты не думай, дорогая, чтобы я с тобой шутил. Для тебя, моя милая, весь я дух мой возмутил. Что спешишь теперь домой? Ах, послушай! Ах, постой, постой!"

- Уговаривай! - поощряли Суворова из круга.

Но "девка" не сдавалась... Петров сделал уморительную старушечью рожу и, жуя конец посконной тряпки, повязанной на голове, шамкал: