Александр Суворов

- Да, сударь. После отбытия школы с полком в Санкт-Петербург занимался дома с родителем геометрией планов, тригонометрией, географией, фортификацией, инженерией.

- А из языков?

- Читаю по-немецки и несколько говорю по-французски.

- Где же ты все это успел?

- Два года в школе, сударь. По-французски у Лебонне, по-немецки - с Бухгольцем. А затем сам по книгам и с товарищами.

- А! - вспомнил Соковнин. - Бухгольц. Помню, как ты решал с ним задачку. В арифметике-то он был слаб. Ну, а языку своему мог научить... конечно... Спился он и умер прошлой осенью... Что же, и здесь будешь ходить в школу?

- Нет, сударь, мне надлежит пройти строй.

- Правда, школа здесь у нас теперь - это и тебе видно будет - плоха. Я проектирую при полку школу для солдатских детей. Откроется - назначу тебя кондуктором*. Пойдешь в учителя?

_______________

* К о н д у к т о р - воспитатель.

- Если служба позволит, господин премьер-майор.

- Солдатский сын каждый должен, так я разумею, и сам стать к возрасту солдатом. Нашему отечеству, России, нужна великая армия.

- Великое число из единиц составляется, сударь. Малое число, да из крупных единиц, больше, чем великое из малых.

- Да ты, батюшка, гляжу я, философ! Хлебнул из кладезя премудрости?

- Да, сударь, несколько читал.

- Много прочитал?

- Читал Вольфа, Лейбница, Руссо, Монтеня, Бейля, Монтескье.

По лицу Соковнина пробежала тень смущения: из перечисленных Суворовым имен философов едва ли не все он слышал в первый раз из уст своего унтер-офицера.

- Что же говорят эти мудрецы? Чаю, среди них есть и вольнодумцы? - с насмешкой молвил Соковнин.

До сих пор краткий и отрывистый в ответах, Суворов заговорил о философии так пылко, что Соковнин, несколько напуганный, остановил его движением руки:

- Довольно, друг мой, довольно! Поменьше философии, побольше практики... Танцевать умеешь?

- Люблю попрыгать, - ответил Суворов.

- Ну хорошо. Служи. Я буду держать тебя на мушке.

- Благодарю, сударь.

- Скажи все же, чего ты хочешь для себя?

- Славы воинской и славы отечества.

- Изрядно! Где ты остановился? Сколько хлопцев отпустил с тобой родитель?

- Остановился я у дяди моего, Суворова, капитана гвардии в Преображенском полку.

- Где же будешь жить?

- Хотел бы в ротной светлице. А батюшка велел у дяди...

- Живи лучше у дяди. В полку найдешь старых знакомцев: Ергольских, Дурново, Юсупова. С ним, помню, ты знатно дрался в первый раз.

- Потом мы подружились. Только, сударь, мне с ним не по пути.

- Что так?

- Гусь свинье не товарищ. Он богат - я беден. Он князь - я служивый. Он красавец - я, сударь, видите каков.

- Ничего, служи, - закончил свои наставления премьер-майор. - Пей не напивайся, ешь - не наедайся, вперед не вырывайся, в середину не мешайся, в хвосте не оставайся. Помни, ты у меня на мушке. Ступай!

В смутном волнении Александр вышел из полковой избы. Шермак, стоявший у коновязи, увидев хозяина, поднял голову от кормушки и радостным ржанием приветствовал Александра.

Похлопав Шермака по шее, Суворов повторил только что полученное наставление:

- "Ешь - не наедайся, пей - не напивайся..."

Приехав в Петербург ночью, Александр еще не отдохнул от качки и тряски зимней ухабистой дороги на почтовой тройке. Все плыло в глазах у Александра, и земля качалась под ногами, словно он вернулся из долгого морского путешествия.

"Вот куда я попал! Вот куда я стремился!" - говорил себе Александр, осматриваясь кругом.

День стоял безветренный, морозный. Туман затягивал дали сизой мглой. Казалось, что небо низко и вершины елей достигают облаков. Вправо на север уходила только что начатая просека Загородной перспективы. Извозчики-солдаты тянулись вереницей, вывозя на санях бревна с нового проспекта. Из лесу с разных сторон слышался стук плотничьих топоров рубили связи для солдатских светлиц: полк только еще обстраивался в новой столице.

Из лесу поперечными просеками выходили кучки солдат с мушкетами на плече, в плащах с подобранными полами. Накануне выпал глубокий снег. Солдаты шли вразброд, утопая в сыпучем снегу. Не слышно было привычного в московской Семеновской слободе рокота барабанов с подвизгиванием флейт.

СТОЙКИЙ ЧАСОВОЙ

Дядя, Александр Иванович Суворов, был холост и жил в офицерском доме - простой избе, хотя и очень обширной. Преображенский полк обосновался в Петербурге давно. Срубы домов - на московский манер: без подклетей, с шатровыми крышами - приобрели уже от непогоды благородный серый цвет старого дерева. Сосны кое-где еще уцелели вокруг, но рощи поредели, уступив место огородам и молодым садам. Прямые улицы, пробитые в направлении к Фонтанке, застроены почти сплошь домами с флигелями и надворными постройками и длинными приземистыми "магазейнами". Дальше, к северо-западу, поднимались шпили церквей и выше всех, подобно голой мачте яхты, с черным вымпелом наверху, - крепостной шпиль. Облако черного дыма на закате указывало место Литейного двора.