Александр Суворов

Тройка побежала. Двадцать конных егерей в польских красных кунтушах[48], расшитых шнурами, в синих рейтузах и сапогах с огромными медными шпорами поскакали за тройкой по два в ряд: им было приказано проводить гостей до пограничного столба головинских владений.

Всю дорогу домой Авдотья Федосеевна не сказала сыну ни слова. Александр, раскрыв книгу Квинта Курция, начал читать ее с того места, где остановился ночью, усыпив чтением Головина.

Когда показалась в долине замшелая крыша суворовской усадьбы, Авдотья Федосеевна вздохнула, потянулась к сыну, сжала ладонями его лицо и поцеловала:

– Бедненький мой солдатик!..

Начали собираться на зиму в Москву: учиться Александру «указным наукам» в деревне не у кого, да и книг нужных не достать.

Дядька Александра, Мироныч, – его не брали в Москву, – с горя сильно загулял и был наказан на конюшне.

Вперед отправился небольшой обоз с запасами: мукой, крупой, соленьями, медом и яблоками. За последней телегой плясал на привязи любимый конь Александра, Шермак. На дверях амбаров и кладовок повисли большие калачи замков и восковые печати.

День спустя в Москву покатили на двух тройках и Суворовы: отец с сыном – на одной, мать с дочерью – на второй. Книги, увязанные в рогожу, лежали у Александра в ногах.

Морозным ранним утром Суворовы въехали в Москву. Столица встретила их колокольным звоном, криком и мельканием галочьих стай. Близ Никитских ворот, невдалеке от городского дома, Суворовы нагнали свой деревенский обоз.

… Александр первым выскочил из возка. Отец и мать захлопотались с разгрузкой возов и не скоро хватились сына.

– Где он? – всполошилась мать.

Ей доложили, что Александр отвязал Шермака, вскочил на неоседланного коня и ускакал неведомо куда. Родители, привычные к выходкам своенравного сына, не очень обеспокоились. Мать безнадежно махнула рукой.

Александр, проскакав во весь опор мимо Кремля, оказался в селе Покровском, а за ним открылось Семеновское поле. Эти московские места были до сей поры мало знакомы Александру. Его то и дело обгоняли верхами в сопровождении рейткнёхтов[49] офицеры, а он обгонял военные повозки и караульные команды. Дорогу не приходилось спрашивать: все стремились к одному месту – большому, вытоптанному солдатскими сапогами плацу среди огородов и рощ. Оттуда слышались взвизги флейт, рокот барабанов. На плацу шло учение. Покрикивали командиры. Солдаты маршировали, выкидывали ружьями артикул[50].

В обстроенном длинными магазинами квадрате полкового двора рядами стояли с поднятыми дышлами полковые ящики: белые – палаточные; голубые – церковные, с крылатыми ангелочками по бокам; желтый – казначейский, на нем изображен рог изобилия, из коего сыплются золотые деньги; красный – патронный, на нем изображена пороховая бочка; синий – аптечный, с нарисованными на нем банками лекарств; огненного цвета – артиллерийский, с пылающими гранатами и громовыми стрелами; белый, с синими полосами – канцелярский, с изображением книги, а на ней чернильницы с воткнутым в нее гусиным пером. Далее виднелись белые с зеленым провиантские фуры, с изображенным на боках золотым рогом изобилия, обвитым пышными колосьями. Извозчики, солдаты нестроевой роты, у длинных коновязей чистили рослых лошадей. У кузницы с пылающим горном ковали в станках коней.

В штабе

Александр налюбовался досыта ящиками, фурами, конями и направил Шермака к двухэтажному дому, угадав в нем полковую съезжую избу.

К этому дому то и дело подъезжали на конях офицеры и, бросив поводья денщикам, вбегали в раскрытую настежь дверь. Александр привязал Шермака к окованному железом (чтобы не грызли кони) бревну и вошел в избу. В сенях двое караульных солдат в полной амуниции сидели верхом на концах скамейки, лицом друг к другу, а середина скамейки была расчерчена как шашечная доска. Караульные играли в шашки.

– Стой, малый! – взглянув на Александра, сказал первый караульный. – Куда лезешь? Зачем? Кто таков?

– Александр Суворов, недоросль, записан в полк солдатом. Явился определиться.

Караульный задумался над ходом. Александр хотел идти наверх по лестнице. Второй караульный, тоже глядя на доску, сказал:

– Погоди! Наверх нельзя: там штапы присутствуют.

– Да ведь мне туда и надо!

– Погоди, говорю! Сказано, нельзя! – Караульный сделал ход и тут же горестно ахнул: – Ах ты, язви тебя!

– Фукнул, да и в дамки! – воскликнул противник, стукнув шашкой по доске. – Гони денежку!

Выкинув из кармана медяк, караульный подманил Александра и, взяв его за ухо, сказал:

– Чего ты пристал? Вот я из-за тебя проиграл денежку. Чего тебе надо? Пошел вон! – И, ухватив его за ухо, солдат, поведя рукой, указал Суворову на дверь.

– Пусти ухо! – закричал Суворов. – Я сам солдат!

– Оставь малого! Чего ему ухо крутишь? – ставя шашки, сказал второй караульный. – Тебе ходить.

Караульный выпустил ухо Александра, повернулся к доске и сделал ход.

Александр больше не раздумывал – кинулся вверх по лестнице, перескакивая через три ступеньки.

– Держи его! Держи! – крикнул, стукнув шашкой по доске, первый караульный.