Александр Пушкин в любви

Умный молодой князь Вяземский, которого поэт обучал игре в карты и обхождению с женщинами, отметил однажды: «В зиму 1836-1837 года мне как-то раз случилось пройтись несколько шагов по Невскому проспекту с Н. Н. Пушкиной, сестрой ее Е.Н. Гончаровой и молодым Геккерном (Дантесом); в эту самую минуту Пушкин промчался мимо нас, как вихрь, не оглядываясь, и мгновенно исчез в толпе гуляющих. Выражение лица его было страшно. Для меня это было первый признак разразившейся драмы». Дело доходит до неприязни Натальи Николаевны к мужу. "Я должна была оттолкнуть его, – признается она жениху дочери Вяземских, – потому что, каждый раз, когда он (т.е. Пушкин – А.Л.) обращается ко мне, меня охватывает дрожь".

Натали все еще любила Дантеса и не понимала всей трагичности положения. Она видела угнетенное состояние Пушкина, но объясняла это только материальными трудностями.

«Она должна была бы удалиться от света и потребовать того же от мужа, – как всегда морализировал П.А. Вяземский уже после дуэли. – У нее не хватило характера, и вот она опять очутилась в таких же отношениях с молодым Геккерном, как и до свадьбы; тут не было ничего преступного, но было много непоследовательности и беспечности».

Бешенство Пушкина, видимо забавляло Дантеса, и он при нем ухаживал за Натали с особым усердием, на ужинах громогласно пил за ее здоровье. На разъезде с одного бала, подавая руку своей жене, Дантес сказал так, чтобы Пушкин слышал: "пойдем, моя законная!" – давая донять, что у него есть еще другая, не "законная". Продолжал ли Дантес любить Натали, сказать трудно, но то что он мстил ей за неудачную женитьбу, за несостоявшеюся дуэль, за отказ безоговорочно отдаться ему – это было видно только Пушкину. Друзья поэта ничего не замечали, а если и видели что-то неладное, то не воспринимали мучительное состояние поэта всерьез.

8.

Ситуация перед дуэлью накалялась с каждым днем. Мрачность Пушкина росла, решимость избавиться от этой гнетущей атмосферы приводила поэта в задумчивость. Как вырваться из этого замкнутого круга бесконечных балов, вечеров, раутов? Постоянно присутствуя на них поэт, скорее всего, подзаряжался их яркой, привычной, и невыносимо тягостной атмосферой. Может проявляемая им ревность способствовала росту его половой потенции, которая в последние годы жизни не была такой сильной как в молодости. Во всяком случае в январе 1837 года поэт каждый день на балах. Что ему там было делать?

14 января – инцидент на обеде у графа Строганова, вечером Геккерны и Пушкины на балу во французском посольстве.

15 января у Вяземских отмечали день рождения дочери, и был многолюдный вечер.

16 января состоялся традиционный бал в Дворянском собрании.

18 января Пушкины и Геккерны вновь встретились на вечере у саксонского посланника Люцероде, где, по словам Вяземского, танцы были устроены «в честь новобрачных Геккернов».

21 января был «бал у Фикельмонов на пятьсот человек, очень красивый, очень оживленный, очень элегантный».

22 января – снова бал у Фикельмонов.

На всех этих балах молодожены в центре внимания. Их поздравляют, в их честь устраивают вечера, о них сплетничают. Имя госпожи Пушкиной у всех на устах, когда идет речь о Жорже Геккерне и его жене.

Психологическая защита поэта в виде агрессивного и афишируемого поведения, которая всю жизнь прикрывала его «инцестуальные» переживания, начала слабеть. Он готов был к взрыву. Поставлена была на карту честь поэта, его общественная репутация. Пушкин мог спасти ее только ценой жизни. Анна Ахматова была права, когда писала в книге «О Пушкине»: «Дуэль произошла оттого, что геккерновская версия взяла верх над пушкинской и Пушкин увидел свою жену, т. е. себя опозоренным в глазах света».

Хотя, по правде сказать, семья Геккернов – Пушкиных действительно производила странное впечатление в обществе. Это был какой-то комок любовных историй, нити которого перепутались и не было понятно, кто же кого любит, кто на ком женат, ибо все были и родственниками, и любовниками одновременно.

Вот что пишет 24 января 1837 года Софи Карамзина со свойственной ей язвительностью:

«В воскресенье у Катрин (Екатерина Николаевна Мещерская, урожденная Карамзина, сестра Софи – А.Л.) было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны (которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества). Пушкин скрежещет зубами и принимает всегдашнее выражение тигра. Натали опускает глаза под жарким и долгим взглядом своего зятя, – это начинает становится чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин (Екатерина Николаевна Геккерн – А.Л.) направляет на них свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу – по чувству».