Александр Невский

Все происходившее не оставляло у Александра сомнений, что даже в разгар татарского вторжения великие князья не столько готовились к обороне Руси, сколько продолжали соперничать из-за господства в ней.

Во Владимире надеялись, что татары пойдут на половцев и за Дунай, а вместо этого они вторглись в Волжскую Булгарию, которую полностью разорили.

Наступал черед Руси, а между тем в суздальской придворной летописи — потом не раз перечитывал ее Александр — писалось об обыденных делах: в Суздале вымощена красным мрамором церковь святой богородицы... В Юрьеве при князе Святославе Всеволодовиче завершена постройка и украшена церковь святого Георгия. Епископ Митрофан с поощрения Юрия ставит новый, убранный золотом и серебром» кивот и велит расписать притвор в Успенском соборе святой богородицы... И вдруг...

На Городище к Александру примчался из Низу гонец-рязанец. «На зиму придоша от восточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожнии татари и почаша воевати Рязаньскую землю», — начал он. Они стали станом на Онузе, расположились на Воронеже; их разъезды появились у стен Пронска. Отсюда они направили своих послов к рязанским князьям — какую-то женщину-»ча-родейку» и с ней двоих мужей. Послы потребовали у рязанцев десятую часть всего, чем те владели: «и в людях, и в князях, и в коних, — во всяком десятое». Они хотели подчинения и дани, а Федору, сыну Юрия, Батый даже велел выдать ему Евпраксию, которая была очень хороша собою — «лепотою-телом красна бе зело», — «дай мне, княже, видети жены твоей красоту».

Рязанские князья во главе с великим князем Юрием Игоревичем, муромские и пронские князья, посоветовавшись, решили не подпускать послов к городам и, встретив их на Воронеже, велели передать Бурундаю: «Аще нас всех не будет, то все ваше будет». Своих послов они отправили к Юрию Всеволодовичу во Владимир, прося помощи, и к Михаилу Всеволодовичу в Чернигов. Но ни тот, ни другой не помогли рязанцам.

Татаро-монгольских войск пришло несчетное множество, и рязанцам нечего было и думать о полевом сражении: они — как издавна повелось — укрылись в своих крепостях. Рязань пять дней выдерживала осаду, а на шестой (21 декабря 1237 года) город был взят. Жителей перебили или сожгли. Погибли все воины и воеводы во главе с князем Юрием: «Вси равно умроша...»

Следом пали Пронск и другие города, а их немало — Ростиславль, Борисов-Глебов, Переяславль-Рязанский, Ожск, Белгород, Ижеславец, Исады, Зарайск. Княгиня же Евпраксия с сыном Иваном, чтобы не попасть в руки Батыя, бросилась, говорят, с высокого храма и разбилась.

Рязанскую землю совершенно опустошили: «...град и земля Резанская изменися и отиде слава ея, и не было в ней ничто благо видети — токмо дым и пепел», — закончил свой рассказ очевидец.

Глубокая печаль охватила княжеский двор в Новгороде: мать Александра потеряла сразу почти всю родню. Александр был бессилен найти слова утешения. В сознании почему-то упрямо повторялась давно слышанная от матери поговорка:

У нас в Рязани Грибы с глазами. Их едят, А они глядят. Нет больше Рязани...

С этой поры Александр жил ожиданием — от гонца до гонца.

Не успели в Новгороде опомниться от страшных сообщений о разорении Булгарии и Рязанской земли, как новые посланцы привезли еще более горькие вести.

Татаро-монголы, оказывается, не ушли Е причерноморскую степь, а продвигались на север, в земли, где никогда не ступали кони кочевников. От разоренной Коломны в начале 1238 года они подступили к Москве. Александр знал московскую крепость Долгорукого.

По краю холма, обращенному к реке Неглинной, тянулся земляной вал, укрепленный по склону дубовыми бревнами. Но что значили эти укрепления, если, говорят, татар не счесть. Москвичи стойко оборонялись со своим воеводой Филиппом Нянка, но были побеждены и перебиты, «и мужи, и жены, и дети», — «от старца и до сущего младенца».

Следующий вестник был из Владимира и знал только, что когда конные полчища направились к Владимиру и татарские послы предложили великому князю Юрию лицемерный мир, он счел, что «брань славна лучше мира стыдна», и решил попытать счастья в полевом сражении. Выйдя из города с дружиной, он направился к новгородскому пограничью и расположился станом на реке Сити, где поджидал своих братьев — Ярослава с переяславскими полками и юрьевского князя Святослава с дружиною.

Потом долго не было известий ни из Владимира, ни с Сити. Наконец из ситьского стана прибыл гонец. Он и поведал о гибели родного края.