Александр Невский

Утром рано из Владимира прискакал течец, посланный Ярославом Всеволодичем за сыновьями, которых великий князь видеть пожелал. А тут беда — еще с вечера занеможилось Федору. Всю ночь он в жару метался, и кормилец не уходил никуда от него. Потом в покои к детям прибежала встревоженная Феодосья Игоревна.

— Лечца звал? — спросила княгиня.

— Послал за ним конюших, унесло окаянного на ловы[32].

Княгиня отправила Прасковью за горячей водой и сытой. Присела на ложе к сыну, рукой лоб горячий гладила, выговаривала кормильцу:

— Ах, Данилыч, Данилыч, как же ты недоглядел.

Федор Данилович переминался, кряхтел виновато, сам себя более корил:

— Старый дурак. Вчера так-то они упарились с сулицей[33], а тут баба с водой ключевой. Принесла ее нечистая сила.

— А он пил? — кивнула княгиня на младшего.

— Пил.

Феодосья Игоревна притянула Александра, еще толком не проснувшегося, пощупала лоб. Вздохнула облегченно.

Прасковья притащила в корчаге воды, тряпки и кувшин с сытой.

Вдвоем с княгиней силком напоили они Федора, тряпку мокрую на лоб положили.

— Так как быть-то, Феодосья Игоревна? — спросил кормилец. — Князь велел во Владимире быть с ними. Великому князю показать отроков хотел.

— С Александром и бегите.

Кормилец потоптался, повздыхал, кивнул Александру: одевайся. Позавтракав наспех, выехали они в сопровождении двадцати вооруженных отроков[34]. День выдался тихий и солнечный. Стремя в стремя с Александром скакал кормилец.

Княжич радовался и яркому дню и поездке — давно мечтал Владимир посмотреть. Хмурое лицо Федора Даниловича отчего-то смешило его.

— Что за туга, Данилыч?

— Эхе-хе, — вздыхал Данилыч. — Ума — два гумна да баня без верху.

— У кого? — смеялся княжич.

— Вестимо, у кормильца вашего.

Александр долго смеялся и этим вскоре и Федору Даниловичу настроение поднял.

Ехали узкой лесной дорогой, то переходя вброд речушки, то объезжая заболоченные места, то подымаясь в гору, то спускаясь вниз. В чащобе разноголосо пели птицы. На ветках сосны, нависших над тропой, мелькнуло что-то рыжее.

— Кто это, Данилыч?

— Веверица.

— Эх, лук бы.

— Ни к чему. Летом скора[35] у нее худая.

Белка, словно нарочно, дождалась передних всадников и, подняв хвост, запрыгала вверх по стволу и скрылась.

Ехали долго. Александр уже уставать начал, затих, не смеялся. Но виду не показывал. Да только кормильца не обманешь: все заметил, схитрил немножко.

— Чтой-то притомился я, — сказал он. — Вот к речке подъедем, надо на ночевку становиться.

— А далеко еще до Владимира? — спросил Александр.

— Да уж меньше, чем пробежали. Покормим коней, а завтра утречком по холодку быстро добежим.

Федор Данилович выбрал лужайку у самого берега. Все спешились. Коней расседлали, спутали и пустили пастись, поручив заботам двух отроков.

И опять скачет княжич рядом с кормильцем, радуется всему увиденному, спрашивает бесперечь:

— А скоро ли Владимир?

— Скоро, скоро, Ярославич. Потерпи.

Легко сказать: потерпи. Мальчик торопит коня. Ведь его позвал сам великий князь. Какой он? Строгий или добрый? Зачем вдруг понадобился ему княжич Александр?

Федор Данилович улыбается, отвечает терпеливо:

— Стало быть, надо, раз зовет. Поди, уж и Золотые ворота велел для тебя растворить.

— А мы поедем через Золотые ворота?

— Конечно. Князья и все гости высокие через них только и ездят.

— А еще какие есть ворота?

— Есть еще Серебряные, Медные, Оринины, Волжские, Ивановские.

Так за разговором и время быстро протекло.

Как ни ждал мальчик появления города, а первым увидел его кормилец.

— Гляди-ка, Ярославич, эвон и Владимир.

Посмотрел Александр и увидел: впереди в легкой дымке сияют золотые луковицы куполов. Колеблются в легком мареве.

— Как в сказке, — засмеялся княжич.

— Верно, — согласился Федор Данилович и, обернувшись, дал знак дружинникам подтянуться, держаться кучнее.

Перед высокими каменными воротами с золотой маковкой копыта коней громко застучали по деревянному настилу моста.

Едва въехали на улицу, как впереди уже побежали, мелькая пятками, мальчишки, вопя восторженно:

— Княжич из Переяславля! Переяславский княжич!

Детям было особенно лестно, что с почетом в город въезжает хотя и не ровня им, но их ровесник.

— Княжич!.. Княжича смотрите!

Выходили из ворот мизинные — простого звания люди, стояли обочь дороги, кланялись, приветствуя княжича, рассматривали с любопытством и приязнью.

И вдруг в ватаге бежавших впереди детей появился мальчишка лет восьми-девяти с сорочонком. Сорочонок садился к нему на плечо или на голову, когда мальчик останавливался. Но когда он бросался в бег за другими, сорочонок сваливался и летел, часто махая крыльями и не упуская из виду хозяина.

— Гляди, гляди, Данилыч, — не выдержал княжич.

— Ничего такого, — пожал плечами кормилец, — смальства тварь приучена.

— Забери ее мне, — попросил Александр.

— А зачем это тебе, князю?

— Надо, Данилыч. Ну, купи, если что. А?

Федор Данилович поерзал в седле, молвил негромко:

— Помилуй, Ярославич. Соромно мне, старику, с мальцом торговаться. Подожди. Я потом пошлю Сбыслава.

Кормилец втайне надеялся, что княжич забудет о сорочонке. Впереди столько впечатлений. Так и есть!