Александр Невский

— Гаврила-а! — крикнул весело князь. — Экий черт тебя по ночам носит?

— А как же, — засмеялся воевода, — лучше пугать, чем самому-те пугаться.

Воевода прибыл с дюжиной воинов. Сразу начали ставить шатры, но воеводу князь позвал к себе. Обо многом переговорили. И уж совсем было затихли, намереваясь наконец-то заснуть, как Гаврила Гориславич спросил вдруг:

— Слушай, Ярославич, ты что, впрямь отца Дамиана за бороду таскал?

— Какого еще Дамиана? — не понял князь.

— Ну, настоятеля-то Спасо-Мирожского монастыря. Прямо сказывают, ухватил ты его за бороду и выволочку задал.

Александр тихо рассмеялся, закашлялся.

— Оно бы следовало. Кто это тебе наплел?

— По весям у озера, средь смердов такая сказка ходит, что ты сирых и нищих никому обижать не даешь. И про Дамиана во всех подробностях.

Чуть свет застучали в ближнем лесу топоры. Князь вышел из шатра. День обещал быть ясным и теплым. Из лесу к реке плотники таскали готовые отесанные бревна.

К шатру подошел Остромир в длинной холщовой рубахе, с бечевкой вкруг головы, державшей густые волосы.

— Наперво баню решили сотворить, — сказал он. — Работа будет потная. Чтоб было где помыться, попариться.

Князь одобрительно кивнул.

— Давай-ка место выбирать, Остромир.

Они пошли вдоль берега, потом свернули к лесу, а оттуда опять к реке. Потом Остромир, взяв прутик, стал чертить на земле у кострища чертеж. Князь внимательно следил за ним.

— Вот тут река, — говорил Остромир, — тут излучина… Это лес… Здесь овражек… Стену мы поведем с полудня на полуночь, а вот отсюда завернем вдоль овражка.

Князь, не перебивая, выслушал объяснения мастера-городовика. Потом забрал у него прутик и дважды прочертил по одной из сторон.

— С этой стороны надобно вал насыпать и выше и толще. Отсюда более всего приступать станут, а отсюда окромя стен еще и река будет.

— Хорошо, Ярославич. Но ты вели тиуну поболе нам людишек согнать с весей окрестных. Моей артели и с лесом дел хватит, вежи рубить, отынивать. А вот валы насыпать можно и смердов заставить.

Подошел Гаврила Гориславич, посмотрел чертеж, посоветовал:

— Не забудь, Остромир, колодцы выкопать. А то при осаде, может случиться, без воды окажутся воины. Нет ничего хуже того: у реки и без воды.

До самого обеда князь, воевода и Остромир прикидывали, спорили, решали, что и где ставить, где быть воротам, вежам, клетям, церкви.

Свои заботы были у тиуна Якима. Привезенных запасов артели не более как на неделю хватит. И Яким поехал по весям, чтобы установить строгий порядок: когда и что подвозить строителям для питания, чтобы не было у них во время работы ни в чем нужды. Трудное время наступало для окрестных весей — предстояло не только поить-кормить строителей, но и людям мужского полу идти на работы и горы земли ворочать. Неповиновение грозило не просто битьем, а полным разорением хозяйства.

После обеда князь с воеводой сели на коней и в сопровождении дюжины отроков объехали окрестности, осмотрели леса, долы, ближние высотки. Выбирали место для будущих засад. Александр велел Светозару, скакавшему с ним, всю местность занести на чертеж.

— Чтобы крепостью владеть — околицу назубок ведать надо.

Возвращались к лагерю в сумерках, князь весело рассказывал воеводе:

— … Созвал кузнецов новгородских, говорю: «Будете учиться ковать мечи у этого Радима-полочанина». Разобиделись мужи: как, мол, это их, зубы съевших на железе, кто-то там чужой учить станет? «Ну что ж, говорю, коли зазорно чужим умом жить, живете своим. А токмо через месяц, не позже, к любому из вас пожалую, и, ежели вот такого меча кто мне не сделает, пусть себя винит. Лишу кузницы, отлучу от ремесла». Вынул меч, показал, а потом брони, у крыльца повешенные, им, аки шкуру, проткнул. Принесли бахтерец. Ударил — бляху насквозь рассек. Дивятся, черти копченые, а виду не являют. Спесь не велит. С тем и ушли со двора. А пред самым отъездом сюда пришел ко мне Радим. «Князь, — говорит, — что делать? Кузнецы просят мечи продать им, за каждый по две гривны сулят». — «Не продавай, говорю, мечи ни за какие куны, а назначь повыше цену за ученье. С носа по три-четыре гривны». — «А ежели к тебе с жалобой притекут?» — «Не притекут. Гордыня не позволит, сами ж от дармового учения отказались. Дери, Радим, с них как с липок. Авось за плату-то скорей ума наберутся».

Гаврила Гориславич смеялся над рассказом князя.

— А ведь ты их донял, Ярославич. Дармовое-то человек никогда не ценит. А уж за что платит, то и нежней гладит.

У шатра их ожидал Остромир.

— Александр Ярославич, — шагнул он навстречу князю, — артель наша баню завершила, истопили уже. Тебя ждем. Не пожелаешь ли первого пару и веника?

— Спасибо, Остромир. Попарюсь с удовольствием. — Князь обернулся к воеводе. — Как ты, Гаврила Гориславич?

— Не откажусь.

Баня была собрана у берега, от нее к самой воде лежали мостки. У двери ворох свежих березовых веников. Выбирай! Раздеваться пришлось на воле, так как предбанника не было. Остромир виновато разводил руками.

— Спешили шибко. Пока тепло, а к холодам ближе что-нито прирубим.