Александр Матросов(Повесть)

— И он как будто тоже получил письмо?

Матросов кинулся разыскивать друга.

В стороне, у сарая, надвинув на глаза шапку, сидит на бревне Михась Белевич и поет грустную песню про «перапелачку», у которой «грудка балить, хлебца няма…»

— Михась, не получил письма? — спросил Матросов.

— Жду все… Да чи дождусь? — махнул он рукой.

— Жди, Михаська, не унывай, — ласково сказал Матросов. — Антощенку не видел?

Антощенко сидит один за сараем на пне спиленной сосны, задумчиво смотрит в лес.

Увидев Матросова, он отворачивается и, быстро мигая полными слез глазами, подает ему письмо.

— От Леси, — доверительно говорит он дрожащими губами и тяжело вздыхает. — Ты, Сашко, тильки послухай, что она пишет. — И стал читать: «…Ище пишу тоби, Петрику любый, про наших дидусю Макара. Коли их эсэсовцы вешали в саду на груше, дидуся крикнули так, що аж залунало[22] по-над Днипром: „Брешете, вороги, все одно не одолеете нашу землю, народною кровью политую, а сгниете, як та черная чума под солнцем“. А повесили дидусю за то, що ходили по селам с бандурою и сказку говорили про то, вид чего польовый мак цвите, и в партизаны селян кликали».

Матросов слушает и мрачно глядит в землю. Совсем отлетела его радость, еще минуту назад наполнявшая сердце. Не может он радоваться, когда кругом горе, а гибель деда — это и его печаль. Дидуся, дидуся! Давняя встреча с тобой там, в саду, так взволновала его, бездомного хлопчика, глубиной твоего человеколюбия, что не забудется никогда! Не разошлось у тебя слово с делом, дидуся. Ты умер за людей так же, как герой сказки твоей — Данько. Как утрата самого близкого человека, потрясла Матросова гибель деда. Но молчит Александр, чтобы не усугублять горе друга.

— «А ище пишу тоби, любый Петрику, що я теперь калека, — читает Антощенко, задыхаясь, точно слова застревают в горле. — Гнали нас, дивчат и молодиц, в неметчину, мы падали, целовали землю, плакали, прощались. А комендант Друцкер кричит: „Шнель![23] Вперед, марш!“ И як дотронулся он до меня, я не стерпела, плюнула ему в рыло, потом схватила каменюку и ударила его по голове… Началась потасовка. И неначе на всю степь я закричала: „Утекайте все в лес до партизан!“ И все побегли. А мене подстрелили. Дивчата Крутою Балкою несли мене до самого леса. Теперь партизанский врач лечит мене. Нога перебита, и, може, хромой буду. А все село наше вороги спалили, а колхозный сад порубали…»

Длинными путями кочевало это письмо, сложенное треугольником, пока дошло сюда. Советский летчик доставил его из партизанского края в Москву, отсюда оно пошло в Краснохолмское училище. Там в судьбе его, видимо, принял участие начальник училища полковник Рябченко и дал ему дальнейший ход. И вот теперь этот листок бумаги, казалось, еще хранивший теплоту десятков человеческих рук, поведал неизбывную печаль именно тому, для кого она наиболее мучительна. Антощенко уже несколько раз перечитывал письмо и все не мог оторвать от него глаз.

Александр крепко сжал его дрожащую руку и сквозь стиснутые зубы проговорил:

— Мы им за все отплатим, Петруся! А ты не горюй, этим не поможешь. Почему ты прячешься?

— Та не хочу на хлопцев тоску нагонять.

— Чудак! Наоборот, всем ребятам надо почитать это письмо. Пусть знают, что люди терпят… Пойдем к ним, Петрусь, пойдем, браток.

— Та що я — артист? Не пойду, — упрямо заявил Антощенко.

Матросов понимающе взглянул ему в глаза и не стал принуждать.

Глава XV В РАЗВЕДКЕ

омандование отбирало самых расторопных бойцов из разведвзвода и автоматчиков. Матросову очень хотелось скорее проверить себя в опасном деле. У него дух захватывало, — так хотелось побывать в разведке. Еще в пору своего бездомного детства и потом за школьной партой в Уфимской трудовой колонии он мечтал о таких лихих делах, какими славились разведчики легендарных дивизий Чапаева, Щорса и Конной армии Буденного. В военном пехотном училище и в роте автоматчиков на учениях его хвалили за выполнение разведочных операций.

Он побежал к командиру роты автоматчиков, Артюхову:

— Разрешите и мне в разведку, товарищ старший лейтенант. Ну, прошу вас, разрешите. Верьте совести, не подведу!

Артюхов вначале отказал ему.

— Разведка — не прогулка с веселыми приключениями, а трудное и опасное дело. Разведгруппе поставлена очень ответственная задача, и посылают в разведку самых опытных людей.

На лице Матросова выразилось такое огорчение, что Артюхов даже отвернулся. Видно, что неугомонный паренек теперь не успокоится. Артюхов поразмыслил и признал свои доводы несправедливыми: Матросов достаточно серьезен и понимает важность предполагаемой разведки, да и расторопный, не хуже других.

— Ладно, разрешаю тебе идти в разведку, — сказал Артюхов. — Только смотри, не подведи. Отвечаю за тебя.

Когда все необходимые приготовления уже заканчивались, партийные, комсомольские билеты и другие документы были сданы на хранение, старшина Кедров особо напутствовал разведчиков деловыми советами и напомнил, как во время опасности должны вести себя коммунисты и комсомольцы. И он строго предупредил Матросова: