Александр Матросов(Повесть)

Но Матросова отвлек восхищенный взгляд Кедрова. Старик будто спрашивал: «Ну, каков замполит? Хорош? То-то, учись у него».

Матросову хотелось о многом спросить замполита. Но, когда тот кончил говорить, Александр не решился первым обратиться с вопросом. Ведь спрашивать надо толково и умно. Он помнил поговорку, что один дурак может задать такой вопрос, что и сто мудрецов не ответят.

Молчание длилось недолго.

— Товарищ капитан, разрешите спросить? — поднял руку Воронов. — Патриотизм советских людей — это понятно: любовь к социалистической Родине. А в чем, собственно говоря, истоки патриотизма русских людей, которые шли на подвиги за Суворовым, Кутузовым?

Матросов завистливо покосился на Воронова: «Ишь, прыткий какой! И слова-то у него какие — „истоки патриотизма“… Умнющий парень. Куда мне до него!» Но тут же сам спросил:

— Товарищ капитан, а правда ли, что в здешних местах проходит великий древний путь… как его… «из варяг в греки»?

Замполит, ответив на вопросы агитаторов, посоветовал, кому и какие беседы провести. Воронову поручил рассказать солдатам о полководцах Суворове и Кутузове.

— А Матросов, — сказал замполит, — проведет беседу о важнейших исторических событиях, какие произошли в этих местах, где мы находимся.

Матросов покраснел от волнения. Его охватила тревога: «Как это у меня получится? Ох, не осрамиться бы!»..

Когда уходили, его еще больше смутила Валя.

— Приду тебя послушать.

— Да что ты, Валюша, я и так провалюсь!

Но Валя озабоченно заговорила о другом:

— Ой, попало мне от парторга! Не вовремя выпускаем боевой листок. А какой из меня редактор? Теперь много ребят из пополнения куда грамотней меня.

Ему приятно, что эта молчаливая гордая девушка так необычно приветлива с ним.

— Сашечка, — вдруг ласково сказала она, — приходи вечером ко мне в землянку. Мы скоренько сделаем этот боевой листок. Слышала: ты рисуешь хорошо; насчет тебя и с парторгом я уже договорилась. Придешь, серденько, а?

И он неожиданно для себя сразу же согласился:

— Приду.

Повеселевшая Валя махнула варежкой и убежала.

Когда Матросов проводил свою первую беседу с бойцами, случилось именно то, чего он опасался.

План беседы был им продуман, и он уверенно начал рассказывать о главнейших исторических событиях, происшедших в северо-западной части страны, где и теперь шли жаркие бои.

Его слушали внимательно. Только Макеев все кряхтел, ерзал и сопел недовольно.

Матросов, с тревогой косясь на Макеева, говорил о немецких псах-рыцарях, как они разоряли дотла и сжигали русские города и села и как их разгромил Александр Невский на льду Чудского озера.

Матросов говорил и примечал: чем больше он волнуется, тем хуже владеет речью своей. Слова или набегают одно на другое, или теряются, мысли летят вразброд, язык деревенеет. Он старался скрыть свое волнение.

— А какая погода хорошая! — услышал он хриплый голос Макеева.

Матросов сдержался, будто и не слышал замечаний Макеева. Ничего. Он выдержит характер.

От нервного напряжения по лицу его катились крупные капли пота, точно он выполнял сейчас тяжелую физическую работу.

И еще Александр приметил за собой: когда он говорил заученными фразами, часто не мог вспомнить их, и речь прерывалась, а когда своими словами рассказывал, получалось лучше.

Вдруг Макеев звучно зевнул и ехидно спросил:

— Ребята, и чего он турусы на колесах разводит?

На него зашикали.

— А ты, коли знаешь, помолчи, — строго сказал Белевич.

Матросов метнул ненавидящий взгляд на Макеева.

— Ты, Макеев, может, лучше меня знаешь, тогда говори.

— Не знаю и знать не хочу, — резко ответил Макеев.

— Ну и дундук! — удивился Антощенко. — Не знаешь, — так чего ж не слушаешь?

— Даже вон замполит учится, — сказал Белевич.

— Да чего пристали? — крикнул Макеев. — Стерпеть я не могу, чтоб меня тут поучал всякий пескарь. Смешно даже! Тоже мне лектор. Из одного котелка едим кашу…

— Не буду! — вспылил Матросов и бросил блокнот на столик. — Пусть он сам.

— Сашко, и чего дурака слушаешь? — встал Антощенко.

— А чего он скулит? — голос Матросова дрогнул, глаза заблестели.

— От я ему зараз ребра посчитаю, — взмахнул кулаком Антощенко.

В это время вошли в землянку Кедров и Валя. Кедров изумился:

— Что за кулачная дискуссия? Думал, беседу проводят, а тут дело до драки дошло.

Матросову так стыдно стало, что он кинулся на нары и уткнулся лицом в вещевой мешок.

Это уже было совсем не солдатское поведение, и Кедров хотел скомандовать: «Встать! Смирно!», но не скомандовал, только с усмешкой покачал головой. «Ну, совсем еще мальчишка. И смех и горе с ним»… Выяснив, в чем дело, старшина сурово сказал Макееву:

— Не знал я, что ты такой ученый. Известно: только неуч думает, что он много знает. А вот один профессор мне говорил, что он учится у всех уму-разуму: у академика и рабочего, у инженера и сапожника, у молодого и старого… Дисциплинарное взыскание налагаю на тебя за срыв беседы.