Александр Македонский и Атропат

Александр сохранил большинство существовавших при Ахеменидах структур, в частности сатрапии. Осенью 331 г. Александр принял многозначительное решение, назначив недавнего своего противника, бывшего ахеменидского чиновника Мазея, на должность сатрапа в покоренный Вавилон. В дальнейшем Александр назначал представителей ахеменидской элиты сатрапами в Мидии, Персиде, Парфии, Гиркании, Тапурии, Арии, Дрангиане, Паропамисадах, Бактрии и Кармании, в общей сложности из 12 завоеванных в 331–327 гг. до н. э. ахеменидских сатрапий в 11 Александр назначил бывших ахеменидских чиновников (только в сатрапию Арахосия был назначен македонянин Мен). Действия Александра можно объяснить в первую очередь его желанием сохранить привычное для местного населения этническое представительство власти. В то же время в государственной системе Александра наблюдалось большое разнообразие статусов. Попытку определения системы государственной власти Александра делает П. Бриан, говоря, что «империя Александра — это государство непрерывного становления, это государство мобильное, перемещающееся вместе с армией завоевателя» [Бриан, ACT. 2007].

Политика Александра основывалась не на догмах взаимоотношений победителя с побежденным, а на трезвом анализе возникающих ситуаций и на поиске практических решений. Александр сделал все, чтобы не превращать Азию в рядовую провинцию македонско-греческой империи. Александр делал все, чтобы приобрести расположение побежденных и заставить их забыть о том, что македоняне их победители [Дройзен, 2011. С. 256]. Он уважал местные традиции, привлекал местную знать в органы политической и военной власти и создавал благоприятные условия для создания ими родственных связей с греко-македонцами.

Знаменитый философ Аристотель, который был учителем Александра в его молодые годы, советовал ему, чтобы эллинами он управлял как наставник, а варварами — как деспот, о первых заботился как о друзьях и родственниках, а со вторыми вел себя как со зверями, а не как с людьми. Однако Александр, избегая разжигающего вражду противостояния, которое бы изнутри подтачивало его могущество, поступил иначе; рассуждая как всеобщий покровитель, посланный богами, он выступил как заступник всех и каждого и, принуждая оружием тех, кого не привлек словами, соединил в одно целое людей со всех концов света, смешав, словно вино в заздравном кратере, жизненные пути, характеры, брачные установления и обычаи. Он потребовал, чтобы родиной все считали вселенную, а его лагерь — акрополем или крепостью, добрых людей — соплеменниками, а злых — чужестранцами, чтобы эллины и варвары не различались между собою ни по плащам, ни по щитам, ни по кандиям, ни по акинакам (акинак — короткий прямой меч), но чтобы всякого доблестного мужа считали эллином, а порочного — варваром, и приказал, чтобы все носили одинаковую одежду, питались одной пищей, имели общие брачные установления и обычаи, смешанные благодаря совместным бракам и рожденным от них детям [Plut. Alex. I, 6. (О судьбе и доблести Александра)].

Крупнейший исследователь эллинизма И. Г. Дройзер особо отмечает то, что Александр остался в истории в качестве непревзойденного борца за азиатско-европейское сближение. Подобно тому как Александр принес жертву местным богам и справлял их праздники, точно так же он хотел показать как своей свите, так и на празднествах с многочисленными участниками, что и он тоже принадлежит к азиатам. Не все из его окружения понимали намерения и политику своего царя, не все обладали достаточной степенью преданности и самоотвержения, чтобы поддерживать его во имя верности долгу; большинство не понимало и не одобряло того, что делал и допускал царь. Клит выступил против склонности Александра к варварским обычаям, за что был лично убит. Каллисфен был казнен за то, что не пожелал кланяться перед Александром по восточному обычаю [Arr. An., IV, 8, 4; IV, 10–14].

Азербайджанский поэт-философ XII в. Низами Гянджеви говорит об Александре как о справедливом правителе. Низами сообщает завещание Александра его же словами: «Всюду, куда предпринял я поход, Я от правосудия и знания не отклонился», а также «Простите меня, коль я обидел, Но ведь я насильников также казнил» [Низами, 1983. С. 518–519]. Безусловно, Александр все это делал во имя укрепления своего государства.