Александр Иванов

Третьего дня обер-прокурор синода, граф Александр Петрович Толстой, посетил тоже во дворце мою картину; я у него был за два часа перед тем на квартире — он принял меня весьма ласково…

Сейчас из Исаакия. Было все великолепно: во-первых, поражал хор придворных певчих, состоящий из 300 человек; духовенства было до 1000. Войска на площади, по Невскому и от крепости, простиралось до 70 000… Я многих знакомых нашел в церкви, и, стоя от 8-ми часов до 31/2 по полудни, едва дотащился с Михайлом Боткиным домой…»

Ему чрезвычайно хотелось увидеть «Ревизора» и вечером 30 мая, после торжеств, связанных с освящением исаакиевского собора, он был в Михайловском театре, на представлении. Он был в восторге. Смеялся как ребенок, но в конце пьесы призадумался и с негодованием на себя стал говорить:

— Ведь как вдумаешься, надо больше плакать, чем смеяться.

«„Ревизор“ Гоголя был отлично разыгран, особливо роль Хлестакова», — извещал он брата.

Несмотря на заботы, связанные с выставкой картины, успел побывать на концерте, даваемом на Минеральных водах; послушал пение цыган и тирольцев. Любя музыку, желал послушать что-нибудь из сочинений русских композиторов, но не смог, так как это был летний сезон, да тогда и мало исполняли русских музыкантов.

Побывал в Академии художеств на месячном экзамене. Ему понравились этюды масляными красками, но в рисунке он увидел страшный упадок и был изумлен плохими эскизами («Об эскизах нечего говорить: если сами профессора, кроме Карла Брюлло, их не чувствуют, то чего же требовать от учеников»).

В Академии отметил талантливого ученика П. П. Чистякова, и тот бывал у него на квартире. А. Иванов передавал ему свои планы и объяснял свои искания.

Зашел в Рисовальную школу, бывшую в то время на Васильевском острове, и, разговаривая с учениками, сказал: «Кто получит первый номер (за рисование), подарю тому рисуночек». И приготовил для подарка рисунок сепией «Явление Христа народу»…

Воскресенье, июня 1, 1858. «Сегодня утром… ездил я в Царское Село, спрашивал графа Виельгорского: не было ли решения на счет моей картины? Граф отвечал, что довольно трудно мою вещь оценить, но что он думает, что при умеренной плате мне будет пенсия, и Академия даст профессора. Это последнее ужасно! Делать нечего, надобно и это выносить терпеливо, если уже в идеях общества это условие так закоренело…»

Понедельник, июня 2. «Я отправился в Зимний дворец с Мих. Боткиным, чтобы выбрать залу, что мне сказано Именным повелением, и (мы) остановились на выборе аванзалы Крещенского подъезда. Потом пошел в Михайловский дворец, чтобы доставить экземпляр фотографии Великой Княгине Екатерине Михайловне, но Берхгольц[191] был в государственной Библиотеке, куда я и отправился об этом с ним поговорить. Тут нашел Макухина[192]… и Стасова… Комплименты и услуги были неистощимы».

В. В. Стасову, несколько раз приезжавшему в начале пятидесятых годов в Рим из Флоренции, где он жил тогда, никак не удавалось увидеть Александра Иванова, несмотря на то, что он был близок с его братом Сергеем и виделся с ним часто в каждый свой приезд. То Александра Иванова не было в Риме, то он, по своему тогдашнему обыкновению, употреблял все усилия, чтобы избежать нового знакомства. От брата А. Иванов слышал, с каким восхищением отзывается В. В. Стасов о нем. По всему этому В. В. Стасов, служивший в Публичной библиотеке, казался ему теперь человеком не совсем чужим. Встретились как старые знакомые.

Стасов, успевший благодаря особому благоприятному случаю увидеть в Зимнем дворце картину Иванова (публику тогда еще не пускали), тотчас заговорил о ней.

Он не мог удержаться, чтоб не высказать своего восторга от картины, где для него существовало столько совершенств, и свою злобу на нелепые отзывы о ней, которых тогда довольно-таки много ходило по городу. «Да это не апостолы и верующие, а просто семейство Ротшильдов!» — самодовольно повторял, к примеру, где только мог, известный поэт Тютчев. «Что за гобеленовский ковер!» — твердил один известный петербургский болтун, летавший со своим неутомимым жужжаньем из дому в дом, всего чаще к графу Кушелеву-Безбородко, где тогда гостила европейская знаменитость А. Дюма. Досадно было на всю эту публику, разносившую по именитым домам смешки и подтруниванья.

A. Иванов поразил В. В. Стасова своим великодушием.

— Отчего же винить сейчас публику, — ответил он, выслушав библиотекаря, — не лучше ли вглядеться в ее слова и мысль — может быть, она и права, нападая на мою картину. Я и сам вижу, что иное в ней не так; и будь я моложе, примись за нее теперь, многое сделал бы совершенно иначе.