Читаем Александр Иванов полностью

После встречи с Боткиным и некоторых колебаний решено было, что в Кронштадт он отправится пароходом.

Из Штеттина 29 мая (нов. ст.) А. Иванов писал брату:

«…Чрез час я сажусь на пароход, и это будет окончание путешествия… Грустил и пугался я Петербурга постоянно, но сегодня у меня какое-то онемение, и я сажусь в этом чувстве на пароход».

* * *

20 мая 1858 года (ст. ст.) А. Иванов ступил на Английскую набережную. Он прибыл в Петербург после двадцати восьми лет отсутствия.

Не было в живых ни маменьки, ни батюшки, ни любезных сестриц, да и из близких знакомых мало кто остался на свете. Лишь старые дома, невские каналы, да проезжающие экипажи напоминали о прошлом.

А. Иванова встретили братья Павел и Михаил Боткины, жившие на Васильевском острове (с ними жил и их двоюродный брат Сергей Постников, учившийся в Академии художеств); у них он и остановился [189].

В тот же день А. Иванов отправился ходить по городу.

«Его тяжелое чувство грусти, — рассказывает в своих воспоминаниях М. П. Боткин, — исчезло, и он, довольно веселый, проходя мимо зданий Академии Художеств, вспоминал прежнее время и говорил, что все детство и юность его были там проведены. Первое его стремление в Петербурге было не о своей картине узнать, но справиться о той, кого он так горячо полюбил за десять лет перед тем, и из-за кого он сделался затворником в своей мастерской. Ему страстно хотелось узнать, жива ли она, и где она? Затем начались хлопоты с картиною — где ее выставить, как показать Государю, так как Его Величество в бытность свою в Риме оставил ее за собой».

Еще в Гамбурге А. Иванов просил брата Сергея:

«Ты приберегай мои письма, ибо черновых я не пишу. Это будет род ежедневного журнала моего путешествия в Россию и, сколько видно из обстоятельств, не без интересов для памяти».

Едва ли не по несколько раз в день брался он за перо, чтобы выразить свои петербургские впечатления. По письмам можно проследить за каждым его шагом.

Воспользуемся ими и предоставим возможность читателю услышать живой голос художника, рассказывающего о жизни в Петербурге, днях, оказавшихся последними днями его жизни.

Петербург. Четверг, мая 23, 1858.«…На другой день по приезде, я отправился в Царское село — это был день царя Константина и матери (его) Елены, и должен бы быть парад в Павловске у Константина Николаевича. Я думал, что я там найду всю царскую фамилию, однако же, за ужасной погодой, празднество было отложено, и Мария Николаевна туда не приезжала из Сергиевки. Почему, посоветовавшись с графом Виельгорским, принявшим меня отличнейшим образом, положил, что, прежде всего, нужно представиться Марии Николаевне, как к прямому начальнику. Узнал я здесь то, что мою картину, т. е. ящик, провезли во дворец Зимний. Здесь же, по совету графа Виельгорского, я представлялся графу Адлербергу — благодарить его за присылку 200 червонных в Киль, чтобы пособить болезненному моему положению. Эту особую милость испросила Ольга Николаевна у Государя Императора. Эти деньги еще не возвращались из Киля в Петербург, но они мне необходимы теперь, потому что издержки на экипаж, разъезды то в Царское, то в Петербург, в закрытых каретах, и выставка картины, — составят счет. Пяльца, например, для картины я заказал на свой счет, потому что совсем нет времени дожидаться формальной бумаги от живущих на дачах важнейших лиц. Государь едет после освящения Исаакиевского собора в Архангельск, а приедет со всей царской фамилией в Петербург за три дня прежде освящения; к этому времени, т. е. за четыре дня прежде, картина должна быть уже представлена, и дело мое решено. А я вчера, ездя на пароходе к Марии Николаевне, простудился, и получил было холеру; однако ж, принятые меры лучшим нашим доктором — Тарасовым, служащим у Елены Павловны, совершенно меня восстановили, с условием, однако же, сегодня целый день быть дома. Я и просил Михаила Петровича [190]свезти письма в Царское Село для графов Виельгорского и Адлерберга от Марии Николаевны сегодня: именно сегодня я бы должен был представиться и Государю Императору, и обеим Императрицам, и Ольге Николаевне, но доктор решительно не пустил…

Мария Николаевна приняла меня весьма благосклонно: я оставался у ней почти полтора часа… Ее Высочество имеет намерение отправиться на зиму в Рим. Спрашивала о будущих моих планах. Я сказал, что твердое имею намерение отправиться на зиму в Палестину с тобой, если только благополучно разрешатся здесь мои дела…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии