Александр II

Вскоре она была отправлена в административную ссылку и за два года переменила несколько городов и губерний. Испытания закалили ее. Теперь это была профессиональная революционерка, многое знавшая и умевшая, имевшая широкие связи. Идеи Нечаева жили в ней. Только сила, террор смогут расшатать трухлявую императорскую Россию… и наступит заря новой счастливой жизни!

А сердце ее тосковало.

В середине 1870-х годов Верочка решается и переходит на нелегальное положение. Из Харькова она переезжает в тихий Киев. Там киевские «бунтари» устраивают на квартиру, достают документы, и она работает с ними два года. Участвует в организации деревенских поселений народников, готовится войти в конный отряд агитаторов, постоянно и немало упражняется в стрельбе.

И на этот раз, в 1877 году, уцелев при разгроме организации, она избежала ареста. Переехав в Петербург в конце года, Засулич начинает готовить план освобождения Нечаева, пятью годами ранее выданного швейцарскими властями России и приговоренного к двадцати годам каторжных работ. Успешный побег князя Кропоткина сильно воодушевил ее.

Алексеевский равелин находился в западной части Петропавловской крепости. Следовало проникнуть туда самой или установить связь с солдатами-караульными… Но в ту пору случилась «Боголюбовская история».

13 июля 1877 года в Дом предварительного заключения приехал градоначальник генерал-адъютант Ф.Ф. Трепов, которого втихомолку называли внебрачным сыном императора Николая Павловича. Трепов был известен как большой грубиян и упрямец, в высшем свете и при дворе его за глаза называли не иначе как «Федька».

Проходя по тюремному двору, недовольный Трепов распекал администрацию и мимоходом увидел, что заключенные гуляют по трое-четверо. «Почему заключенные по одному делу гуляют вместе?» – взъярился Трепов. «Я по другому делу», – осмелился сказать один, по документам Боголюбов, но настоящая фамилия была Емельянов, арестованный при разгоне демонстрации у Казанского собора в декабре прошлого года. «Молчать! – крикнул Трепов. – Не с тобою говорят!» Узнав у начальника тюрьмы, что Боголюбов уже осужден, добавил: «В карцер его», и пошел далее.

Боголюбов с товарищами, обогнув здание, вновь встретился с градоначальником, но на этот раз обиженный Боголюбов не стал снимать шапку.

Высокий старик, чрезвычайно похожий на покойного императора, побагровел: «В карцер! – закричал он. – Шапку долой!» и попытался сбить тюремную бескозырку с головы заключенного. Тот отклонился.

Почти вся тюрьма была у окон, ибо приезд градоначальника стал все же развлечением в однообразном чередовании дней. Большинство решило, что Трепов ударил Боголюбова. Что здесь случилось – трудно представить. Раздались крики, стук в окна.

Трепов буркнул еще что-то и поспешил уйти.

«Теперь из-за вас Боголюбова приказано сечь!» – объявил громко начальник тюрьмы. Сечь? Политического заключенного?

Начался тюремный бунт, и очень скоро о нем и его причине стало известно в городе. Поползли слухи, что Боголюбову дали не 25 розог, как приказал градоначальник, а якобы секли до потери сознания.

Иные прибавляли, что секли не его одного, а чуть не полтюрьмы. Словом, разговоров было много. Но обыватели страшились, передовая общественность возмущалась, в свете иронически улыбались самоуправству «Федьки», а революционеры решили отомстить.

«…Зверская расправа эта произведена была не в степи, не в сибирском остроге… а по распоряжению неудобоважаемого градоначальника столицы, облеченного монаршим доверием, второго лица в империи… Какие меры возможны… для обуздания зверского произвола полновластных временщиков?!» – восклицалось в подпольно изданной прокламации организации «Земля и воля».

Мести подлежало не собственно наказание, а постыдное унижение человеческой личности по самодурству царского сатрапа. «За это надо отомстить, – решил один из ярых сторонников террора Николай Морозов, наблюдавший сцену с Боголюбовым из окна камеры. – Если никто другой не отомстит до тех пор, то отомщу я, когда меня выпустят, и отомщу не как собака, кусающая палку, которой ее бьют. Я отомщу не Трепову, а назначающим таких людей». Морозов был не одинок. В разных местах империи и разными людьми готовились покушения на Трепова.

Это трудно, но можно понять, как повышенную, но в основе своей естественную реакцию на оскорбление человека человеком. Но вот в воспоминаниях С.В. Аптекмана есть принципиально иной взгляд на наказание Боголюбова: «Партии был нанесен страшный удар, тяжкое оскорбление. Стон раздался в партии, словно из сердца ее вырвали кусок живого мяса. Крик „Месть! Месть! Смерть опричнику!“ разнесся в партии». Петербургский центр поручил дезорганизаторской группе выработать план убийства Трепова. «Этого требовала честь всей революционной партии», – не эта ли фраза Аптекмана яснее показывает характер борьбы террористов против власти.