С получением больших полномочий, Трепов взялся за окраины столицы. При нем улицы зимой стали очищаться от снега и льда. В его правление появились у извозчиков первые полуколяски, а ранее у них были «гитары» – повозки в роде линеек, на которых можно было сидеть верхом или боком. Теперь на задке саней и колясок прикреплялся номер извозчика.
При устрашающей внешности и голосе Трепов далеко не был тупым служакой. Он хотел порядка – это верно, но порядка по закону.
В сентябре 1875 года художник Иван Николаевич Крамской приехал к градоначальнику за объяснениями. Его вдруг несколько раз вызывали в полицию, грубо допрашивали невесть о чем, а на протест художника отвечали одно – «секретное дело». Оказалось, что уже более десяти лет, после скандального ухода из Академии художеств группы молодых художников (позднее образовавших товарищество передвижников), Крамской состоит в списке «подозрительных», почему полицейским чинам и вздумалось его допросить. Трепов приказал вычеркнуть Крамского из списка, в котором, впрочем, оставалось более 6 тысяч фамилий.
Скоро любезного и энергичного градоначальника узнал весь город. Правда, в высшем свете посмеивались над манерами генерала. Кучер его при проезде особенно кричал, так что издали было слышно. А вслед за криком кучера показывалась и коляска градоначальника, который любил (особенно в присутствии высочайших особ) ездить стоя на всем скаку.
Впрочем, из виднейших столичных фигур особенное внимание всегда привлекал граф Александр Владимирович Адлерберг. Никто не был так близок к государю, не знал его сокровенных мыслей, не делил с ним семейных радостей и печалей. Адлерберг с 1870 года исполнял обязанности министра императорского двора и уделов (фактически ранее, так как занимавший эту должность его отец граф Владимир Федорович в последние годы ослаб и одряхлел), был также канцлером российских императорских и царских орденов и членом Государственного Совета. Брат его Николай Владимирович служил генерал-губернатором Финляндии и в петербургском свете считался почти либералом: он ввел в своем крае самоуправление в городах и селах, добился принятия нового устава для сейма и отделения школы от церкви. Пригрозив отставкой, он добился согласия государя на обсуждение закона о всеобщей воинской повинности финляндским сеймом.
Братья Адлерберги в меру своего разумения следовали девизу своего рода «Вера и верность». Граф Александр Владимирович пользовался репутацией человека спокойного, добродушного, очень умного и прекрасно образованного, а также, что примечали особо, не принадлежавшего ни к одной партии.
Правда, был человеком не без странностей: отрицал полезность движения и свежего воздуха. Поставленный им самим на себе опыт принес заранее известный результат: от постоянного пребывания в запертой комнате здоровье графа ослабло, появилась одышка и ухудшилось зрение.
Имя графа Адлерберга редко упоминалось в скандальных слухах Петербурга, разве что происходил его очередной крупный проигрыш в карты. Но в апреле 1873 года в газете «Голос» появился отчет о судебном процессе по жалобе некоего титулярного советника Анучина на графа Адлерберга. Суть дела состояла в том, что ростовщик Анучин имел от судебной палаты исполнительный лист для взыскания с графа Граббе 15 000 рублей с процентами. Граф не собирался платить, и Анучин решил засадить его в долговую тюрьму до выплаты долга. Однако арест мог произойти только после увольнения графа Граббе от придворной службы. Министр двора под разными предлогами оттягивал это увольнение, находя известное удовольствие в глумлении над законом и петербургским ростовщиком.
Анучин подал жалобу в Сенат. По кто такой был титулярный советник против графа Адлерберга? Несмотря на формальную законность претензий Анучина, Сенат отказал ему в удовлетворении иска, тем самым был подтвержден закон, четко сформулированный прусским аристократом Бисмарком: «Сила есть право».
В противоположность своему отцу граф Александр Владимирович не любил заниматься канцелярскими делами и подчас просто забывал о них. Секретаря он не имел, а небрежность и рассеянность его были таковы, что иные бумаги лежали в его шкафах десятилетиями. Ходили слухи, что, накопив изрядное количество прошений на высочайшее имя и на свое, граф, не распечатывая, отправлял их в камин.
Своих помощников граф принимал неохотно, требуя от них предварительно бумагу с изложением вопросов, хотя иное дело можно было запросто решить на словах за минуту. Все это привело к тому, что подчиненные графа распоряжались по-своему, и беды от этого никакой не выходило.
Для полноты портрета стоит добавить, что при всей своей лености граф Александр вполне владел пером и с огромным усердием работал секретарем у государя, составляя проекты многих официальных бумаг.