Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

Для понимания реакции России и русского общества на события Крымской войны в Финляндии следует обратиться к особенностям национального самосознания русских в тот период. В первой половине XIX в. для России было типичным устойчивое сохранение средневековых ценностей, в то время как в Западной Европе они выталкивались из общественного сознания светскими и буржуазными ценностями Нового времени. Те слабые ростки просвещения, которые пробивались в сознании русских элит в конце XVIII в., были сильно «подморожены» в 1820-е гг. Политическая система вновь обратилась к неизменным «уникальным» ценностям религии, преданности и традиции, которые никогда и не подвергались сомнению в крестьянском массовом сознании. Для этого мировоззрения, обращенного в прошлое, характерным был также романтический идеализм. Движущей силой государства, его духовным стержнем считалась верность царю, роль которого понималась не в западноевропейской традиции как «первого из дворян», а в византийской парадигме «Царь — образ и подобие Христа на земле»^{458}. Учение о преданности всегда содержит в себе и другую сторону — доверие к тем подданным, которые доказали свою преданность, особенно на поле брани. Эти люди получали большую свободу, и их частные дела не подлежали жесткому регулированию. Бесчисленные привилегии и особые свободы таких вассалов также, несомненно, принадлежали к сформулированной нами выше средневековой картине мира, как и неоспоримость самодержавия^{459}.

Эта традиционная политическая философия оказалась полезной для учреждения финской автономии в 1809 г. Русский консервативный традиционализм всегда стремился избегать социальных потрясений и быстрых изменений в покоренных регионах. Поэтому самые значительные достижения Швеции 1720–1770-х гг., так называемого времени свободы (такие как конституция, большой передел[29], а также традиционная для шведского общества личная свобода крестьян), удалось без проблем перенести в новую конструкцию финляндской автономии. И все же в период ужесточения консервативного курса в русской политике возникла проблема, заключающаяся в том, что Финляндию больше не считали готовой моделью для грядущих осторожных либеральных реформ, как, логически размышляя, имел в виду Михаил Сперанский. Вместо этого генерал-губернаторы в 1820–1840-х гг. все больше и больше открывали доступ в финляндскую политику российской унификационно настроенной бюрократии и искали союза с наиболее консервативно настроенными финляндскими деятелями. Становясь все более и более авторитарными и бюрократизированными, органы управления, со своей стороны, давали все больше стимулов для распространения в Финляндии, как мы уже упоминали, скандинавистских настроений, в особенности в среде финляндских шведов. В этой ситуации формировавшееся финское национальное движение в качестве своей основной стратегии выбрало следующий концепт, который впоследствии показал свою успешность: чем сильнее национальное самосознание и самобытность, тем более подчеркивается преданность хоть и конституционной, но все равно очень сильной власти великого князя, а также личная преданность Романовым.

Николай I и его управленческий аппарат в Финляндии (канцелярия генерал-губернатора) заметили и смогли оценить эти тенденции. Примером того, с каким пониманием относились к этим процессам, стало, например, разрешение в 1848 г., в разгар европейских революций, в исключительном порядке устройства ставшего впоследствии популярным националистического студенческого праздника День Флоры на поле Гумтект (Gumtakt, по-фински — Kumtahden kentta) в Хельсинки, на котором впервые был исполнен тогда еще неофициальный финский национальный гимн «Наша страна». Этот праздник, как указывает Матти Клинге, с одной стороны, создавал атмосферу национального подъема, а с другой — был исполнен консервативного духа и восхищения правителем^{460}.[30] Однако недоверие, сопровождавшееся систематическим бюрократическим контролем, не исчезало, и сокращавшиеся понемногу автономные права укреплять не собирались. Оставались сильными опасения, что при более свободных ветрах финны либо устроят социальные потрясения, либо все-таки окажутся в плену у скандинавизма. Эти страхи были более сильными, чем желание укреплять экономику посредством ослабления опеки и более либеральной политики — сначала в Финляндии, а потом и в России. Вдохновленная духом консерватизма, Россия поставила для самой себя заслоны на пути к собственному экономическому росту. Это привело к тому, что относительное ослабление военной мощи России оказалось неизбежным.

Проблемы России в период Крымской войны