В истории Великих реформ особое место занимает период 1856–1859 гг., когда подготовка преобразований объединила в единое целое западников и славянофилов, представителей правительственных кругов и общественности. Это время, когда М.Н. Катков и великая княгиня Елена Павловна, М.П. Погодин и Н.Г. Чернышевский, Ю.Ф. Самарин и К.Д. Кавелин составляют одну команду. Не мифическая «революционная ситуация», а отсутствие ее позволило подготовить и осуществить освобождение крепостных, разработать взаимосвязанный комплекс экономических, социальных, политических, культурных преобразований. Но в 1859 г. положение меняется. Единый лагерь реформаторов распался. Из него выделилось радикальное крыло, представленное в России Н.Г. Чернышевским. Кстати, думаю, вовсе не случайно действие романа И.С. Тургенева «Отцы и дети», книги о расколе русского общества, происходит именно в 1859 г. В советской историографии долгое время именно революционная составляющая рассматривалась как главный двигатель реформы. Это, конечно, не так. Но несомненно и другое: Чернышевский входил в число деятелей эпохи, хотя не только консервативные, но и многие либеральные деятели эпохи Великих реформ рассматривали автора романа «Что делать?» исключительно в негативном контексте. Напомню очень яркую и очень пристрастную оценку Б.Н. Чичерина, данную им на рубеже XX столетия: «Многие доселе причисляют Добролюбова, Чернышевского и Кo к деятелям эпохи преобразований. Их можно считать деятелями разве только наподобие мух, которые гадят на картину великого художника»
Я хотел бы сконцентрироваться исключительно на том, как обстоит дело в Финляндии, т. е. на том, как и почему исследуют (или не исследуют) и комментируют (или не комментируют) реформы Александра II в Суоми.
В отношении Великих реформ следует помнить, что они не касались Финляндии, где было свое законодательство. И те главные вопросы, которые были призваны разрешить Великие реформы, перед Финляндией не стояли. Например, в Финляндии никогда не существовало крепостное право и, таким образом, освобождать крестьян было не нужно. В Финляндии действительно почти не исследуются Великие реформы, так как они не являются частью отечественной истории. История России XIX в. в той ее части, которая не связана с историей Финляндии, в наши дни не особенно привлекает внимание общества, и даже внимание историков. И остается открытым вопрос: существует ли какая-то особая причина для того, чтобы ситуация выглядела по-другому?
Если же говорить о реформах Александра II в Финляндии, о которых в этом сборнике упоминается в статье М. А. Витухновской-Кауппала, можно сказать, что представление об этих реформах как ученых, так и общества однозначно позитивное. Я лично не помню ни одного случая за всю мою жизнь, чтобы какой-либо финляндский деятель или просто гражданин осуждал бы их или принципиально критиковал. Даже с присвоением финскому языку статуса второго государственного наряду со шведским, которое тогда было принято негативно большой частью шведского населения, в настоящее время шведы совершенно примирились. Возможно также, что отсутствие значительных споров и разногласий в Финляндии по отношению к этим реформам стало причиной того, что их не исследовали так основательно, как они того бы заслуживали. Финляндские материалы, конечно, изучены основательно, но на стадию подготовки этих реформ в России пока не обращалось достаточного внимания.
Причины этого обстоятельства вряд ли лежат в политической плоскости. Скорее всего, причины можно найти в том, что использование материалов российских архивов значительно более трудоемко, чем работа в финских архивах, и знание русского языка у экспертов по истории Финляндии в XIX в. совершенно недостаточное. Для исследования остальных периодов истории Финляндии действительно нет крайней необходимости знать русский язык, и поэтому до сих пор историки не смогли привыкнуть к тому, что для изучения истории всего Великого княжества в XIX в. это является непременным условием.