Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Чебриков — спокойный, рассудительный человек, фронтовик. Отношения у меня с ним были сложные. В личном плане — уважительные, но в характеристике диссидентского движения, его мотивов и действий мы расходились. […] Конечно, Чебриков много знал о них, в том числе и из доносов, но не только. Теперь, оглядываясь назад, могу сказать так: в ряде случаев у Чебрикова доминировала предвзятость, питаемая его обязанностями, у меня же — романтическая доверчивость, навеянная праздником перемен.

Наши споры не были секретом для Горбачева. Однажды он посоветовал нам встретиться в неформальной обстановке, что мы и сделали. Беседа на конспиративной квартире КГБ продолжалась до четырех часов утра. Разговаривали мы очень откровенно, бояться было нечего и некого. […]

Наутро мне позвонил Горбачев и спросил: «Ну что? Не смогли договориться? Ну ладно». Я так и не понял из этого «ну ладно», одобрил он результаты беседы или нет[392].

Кстати, и у меня тоже были возможности для неформального общения с Виктором Михайловичем Чебриковым, правда, в ту пору, когда он уже стал пенсионером, это начало 90-х. Тот мой товарищ, генерал КГБ, который упоминался в главе о Нине Андреевой, создал нечто вроде узкого клуба любителей русской бани. Парились мы по четвергам в динамовском спорткомплексе на Петровке. И иногда там появлялся генерал армии Чебриков. Он приходил со своей бутылкой виски. Был неразговорчив, больше помалкивал. После парилки я, как самый молодой из всей компании, развозил ветеранов на своей машине по домам.

Все мои попытки вызвать Виктора Михайловича на откровенность оканчивались одинаково: он недовольно хмурил лоб и отвечал, что ничего не помнит. Кремень, а не человек.

Но тогда, осенью 1988 года, видимо поняв, откуда дует ветер, Чебриков согласился уступить свое кресло председателя КГБ. И вовсе не факт, что он знал — кому. Судя по некоторым свидетельствам, к начальнику Первого главного управления он относился без симпатии.

Все решили за его спиной.

1 октября 1988 года Владимир Александрович Крючков получил заветную должность главы Лубянки. Виктор Михайлович переехал на Старую площадь, хотя всем было понятно, что это ненадолго, так — пилюлю подсластить. Должность руководителя Первого главного управления получил генерал Л. В. Шебаршин.

В своих мемуарах главный цековский «кадровик», заведовавший Общим отделом В. И. Болдин, прямо указывает: возвышение Крючкова состоялось по рекомендации Яковлева[393].

Поскольку Крючков на этом этапе сыграл важную роль в жизни нашего героя, то есть смысл рассказать о нем подробнее.

Долгое время этот человек был одним из самых засекреченных в СССР. Мало кто знал о его существовании, а кто знал — те помалкивали. И только в самом конце 80-х он появился на свет божий, причем почти сразу стал играть первые роли на советской политической сцене. Председатель КГБ, член Политбюро, затем активный участник неудавшегося августовского путча, узник «Матросской тишины».

И все-таки самая долгая и важная часть его биографии была связана с руководством внешней разведкой. В Первое главное управление он попал благодаря своей продолжительной и преданной службе у Андропова — сначала, когда тот был послом в Венгрии, потом в отделе ЦК КПСС, отвечавшем за взаимодействие с соцстранами. Когда Юрия Владимировича передвинули на Лубянку, тот сразу взял с собой и Крючкова, сделав его вначале помощником, а затем начальником Секретариата КГБ СССР.

А что такое секретариат тайного и могучего ведомства? Это покруче иного управления будет. Все самые важные бумаги ложатся на стол председателю через секретариат и через него же поступают от председателя исполнителям. Все рабочие встречи, контакты главы ведомства, его график — это тоже секретариат. Многозвездные генералы, начальники главков и служб — все хотят поддерживать дружеские отношения с руководителем Секретариата.