Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Жуков оживился, сам стал вспоминать те годы, эпизоды, связанные с обороной Ленинграда, бои на Волховском фронте. Называл имена командиров, детали военных операций…

Лед растаял. Беседа продолжалась почти на равных — маршала, творившего историю, и старшего лейтенанта, кормившего вшей в болотах под Ленинградом и Новгородом.

Знаменитый маршал — суровое лицо, упрямый подбородок, строгие глаза — на моих глазах превращался в человека, совсем не похожего на полководца. Он словно вернулся в ту войну. Мы слушали, затаив дыхание. Георгий Константинович ни словом не обмолвился о своей изоляции, но то, что он, не будучи особо словоохотливым, так разговорился, явно свидетельствовало, что он безмерно устал, хотел высказаться, излить, как говорят, душу[32].

Потом, словно вспомнив о том, зачем пожаловал Яковлев, Жуков спросил:

— А ты помнишь фамилии своего политрука и комиссара бригады?

Вопрос был с подковыркой: вот вы тут меня заставляете прославлять политработников, а сами-то небось такого же мнения о них.

— Помню, — сказал Яковлев. — Лапчинский и Кзенз.

— Ну и как они воевали?

— Нормально. Как все. Хорошие, храбрые люди.

Жуков усмехнулся, покачал головой, словно бы не до конца доверяя услышанному. Потом подумал немного, сказал:

— Я тоже вспомнил сейчас одного политработника, он заменил в бою убитого командира и справился. Но… — Маршал снова посуровел. — Но все равно стоял и стоять буду за единоначалие в армии. И вот что. Сам я писать главу о политработе не буду. Если хотите, пишите, а я добавлю, если что-то вспомню.

Вот так дело сдвинулось с мертвой точки. Хотя и впоследствии на пути рукописи в типографию проблемы возникали еще не раз. Сменивший Семичастного на посту главы КГБ Юрий Андропов тоже приложил свою руку к тому, чтобы показать, «кто в лавке хозяин». Так, в сентябре его люди нагнали страху на работников АПН, проведя там тотальную проверку с целью исключить возможность передачи рукописи за рубеж. Военные тоже вставляли палки в колеса, уж очень не хотелось Главпуру возвращать народу строптивого маршала.

Вопрос «О мемуарах Г. К. Жукова» на протяжении 1968 года не раз рассматривался на заседаниях Секретариата ЦК.

Но все равно в 1969 году книга «Воспоминания и размышления» была издана, а затем переиздавалась еще множество раз, став, как говорится, настоящим бестселлером. Правда, в первых изданиях разными цензорами было вымарано более ста страниц. И только в 90-е годы мемуары полководца вышли в свет без купюр.

<p>На Старой площади все по-старому</p>

Вышеизложенная история весьма показательна для тех лет. Инстанция и ее отделы очень внимательно следили за соблюдением «идеологической чистоты» в издаваемых книгах, театральных постановках, работах художников и скульпторов. И Александр Николаевич по своим должностям входил в число этих надзирателей. Эпизод с его участием в издании книги Г. К. Жукова случился, когда Яковлев уже был и. о. зав. отделом, то есть на излете 60-х.

А мы вернемся на несколько лет назад.

Итак, учеба в аспирантуре позади, он снова в «обойме», в главном штабе коммунистической партии. Да, должность у него пока прежняя — инструктор, но зато отдел куда более важный, один из ключевых в Центральном комитете — пропаганды и агитации. Сусек, куда его поначалу определили, называется так — сектор массовой агитации. Руководит им Костя Черненко, хороший парень, сибиряк, трудяга, друг Леонида Ильича Брежнева, с которым вместе трудился в Молдавии в начале 50-х. Этот Костя спустя двадцать с лишним лет станет генеральным секрета-рем — кто бы мог подумать тогда…

Автобиография А. Н. Яковлева. 7 мая 1960. [Личный архив А. Н. Яковлева]

Александр от работы в секторе пытается уклониться, изобретает всякие объяснения. Мол, не очень расположен к этому важному труду, не оратор, не агитатор. На самом-то деле он давно, еще с ярославских времен, убедился в пустоте этих попыток партийной агитации, про себя называл их «потемкинскими деревнями». Просит заведующего отделом Л. Ф. Ильичева направить его в сектор газет — работа понятная, знакомая, ведь и сам был журналистом. Леонид Федорович идет навстречу.

И следующие четыре года Яковлев вплотную занимается СМИ — сначала газетами, затем его назначают руководить сектором радио и телевидения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии