Согласиться с таким мнением невозможно. На самом деле Тильзитский мир стал блестящей победой Наполеона над Александром, и был он почти целиком в пользу Франции. Правда, Россия получила незначительное территориальное расширение — Белостокскую область, но зато она брала на себя такого рода обязательства, которые шли вразрез с ее интересами, и тяжесть этого обстоятельства должна была обнаружиться в весьма недалеком будущем.
По сути, в Тильзите Россия признала все последние завоевания Наполеона и признала его братьев Жозефа, Луи и Жерома соответственно королями Неаполя, Голландии и Вестфалии. Кроме того, Александр согласился на присоединение России к задуманной Наполеоном Континентальной блокаде его главнейшего врага — Великобритании. По итогам Тильзитских соглашений был оформлен русско-французский союз.
По мнению историка А.К. Дживелегова, Александру "нужно было усыпить малейшие подозрения Наполеона", и он "решил не останавливаться для этого ни перед чем, даже перед унижениями". Но при этом его "ненависть к Наполеону не утратила ни силы, ни остроты, но он сумел ее скрыть".
Естественно, Тильзитский мир был очень неприветливо встречен в России, можно даже сказать — с негодованием. Русскому обществу он показался национальным унижением и изменой по отношению к своим союзникам. Недаром же и многие русские политические деятели, и прусские диплома ты находили поведение Александра "предательским".
Как следствие Александр I сразу же по возвращении домой почувствовал перемену в отношении к нему столичной аристократии. В отношениях последней было много предупредительности, придворной вежливости, но зато отсутствовали доверие и чувства симпатии к государю. В столице на сентиментальную душу монарха явно повеяло холодом, в особенности когда его недавние друзья, бывшие члены "Негласного комитета", открыто или тайно начали выражать ему свое неудовольствие по поводу Тильзитского мира.
При первой же встрече преданный Александру Н.Н. Новосильцев попросил об отставке, указывая, что новая политическая система противна его убеждениям. При этом он сказал:
— Государь, я должен вам напомнить о судьбе вашего отца.
Вскоре в "долгосрочный отпуск" ушел и В.П. Кочубей.
Конечно же Александр знал о настроениях в обществе. Как отмечает А.Н. Архангельский, "едва ли не впервые он смотрел на вещи трезво и горько. Более того: именно после Тильзита он добровольно понес крест всеобщего недовольства". И, что характерно, "страшным для него было не поражение как таковое, даже не унизительность условий предстоящего мира; страшным был крах задуманного исторического сюжета, в жертву которому было принесено все: экономика России, жизни сотен тысяч русских солдат, карьера "молодых друзей", здравый смысл. Вопреки осторожным советам окружения, царь в 1805-м сам встал во главе войск, ибо это ему принадлежала идея преображения европейской истории на путях либеральной монархии; это он блистающим всадником должен был явиться на поле брани и повергнуть в прах антихристова посланника. Теперь же приходилось не только склонять голову перед сильным врагом, но и отрекаться от своего собственного метафизического призвания. По крайней мере — на время изменить ему".
К сожалению, реальное положение дел требовало от Александра сохранения мира любой ценой. В одном из писем к сестре он написал:
"Бонапарт думает, что я дурак, но хорошо смеется тот, кто смеется последний".
Очевидно, что Александр I не сдался. Однако новая международная обстановка требовала новых людей, а посему ненавидевший Наполеона барон А.Я. Будберг был сменен на посту министра иностранных дел более покладистым графом Н.П. Румянцевым, а личных друзей императора заменил М.М. Сперанский, открыто высказывавший свою симпатию Франции. Военным же министром вместо графа С.К. Вязьмитинова стал граф А.А. Аракчеев.
Историк С.П. Мельгунов характеризует значение Тильзитского соглашения так:
"Французский историк Вандаль так охарактеризовал значение Тильзита: это "искренняя попытка к кратковременному союзу на почве взаимного обольщения". Трудно, конечно, сказать, насколько искренен был Александр в своем обольщении Наполеоном; насколько искренен был он, когда говорил Савари: "Ни к кому я не чувствовал такого предубеждения, как к нему (т. е. Наполеону), но после беседы… оно рассеялось, как сон". Может быть, здесь сказывалось то "в высшей степени рассчитанное притворство", <…> которое в области дипломатии у Александра доходило до виртуозности. В этом, по-видимому, солидарны все современники".
Развитие русско-французских отношений после Тильзитского мира не могло не отразиться на отношениях России и Швеции. Положение последней стало крайне затруднительным, ибо страна управлялась крайне своенравным и недальновидным королем Густавом IV Адольфом. Кроме того, она очутилась теперь между двух огней: Франции с Россией — с одной стороны, и Англии — с другой. И королю предстоял непростой выбор, ибо политика нейтралитета была теперь невозможна.