Александр I

– Перестанет. Я пойду на перевязочный пункт, там мне и забинтуют.

– До перевязочного пункта не близко. Я сам перевяжу рану не хуже любого фельдшера. Эй, Щетина, полотенце и корпии, – крикнул денщику Зарницкий.

– Зараз, ваше высокоблагородие! – ответил тот.

– Не делайте этого, Пётр Петрович, не надо, – тихо проговорил Дуров, приготовляясь уйти из барака.

– Как не надо? Да что с тобой, братец? – с удивлением посматривая на юнкера, спросил Зарницкий.

– Я не сниму мундир, – твёрдо ответил Дуров.

– Да ты рехнулся! Или меня стыдишься? Может, ты и правду не мужчина, а красная девица?

– Я не сниму мундир, – повторил юнкер; он покраснел ещё более и ещё ниже опустил голову.

– Не снимешь? Странно!

Пётр Петрович пристально посмотрел на Дурова и быстро проговорил:

– Ты… вы женщина? Так? Я угадал?

– Да, угадали… До свидания…

Молодая женщина, Надежда Андреевна, дотоле известная под именем Александра Дурова, медленно вышла из барака подполковника Зарницкого.

– Вот так штука! Не ожидал! Женщину за казака принял! Да не один я, а все. Чудо! – с удивлением говорил сам с собой Пётр Петрович, поражённый неожиданностью. – Чудо из чудес.

– Вот, ваше высокоблагородие, полотенце и корпия, – поспешно входя, проговорил старик денщик.

– Не надо, можешь унести назад.

– Как? А раненый юнкер? Ему надо?

– Пошёл вон! Говорю, не надо.

– А где же юнкер? – оглядываясь, спросил Щетина. – Куда он подевался?

– Вон, говорю!

– А как же, ваше высокоблагородие, насчёт раны? – невозмутимо продолжал спрашивать денщик.

– Вон, чёрт! – выходя из себя, крикнул Пётр Петрович на денщика.

Щетина поспешно ретировался.

«А ведь он даром старик, а догадливее меня: сразу отличил девицу от парня. А я? Срам – да и только. Догадлив, нечего сказать! Женщину за мужчину принял. Фу! В пот бросило! Ну и женщина! Какое присутствие духа, какая неустрашимость! Жаль, Гарина нет… Приедет – вот удивится! Непременно надо с Дуровым поговорить… то есть не с ним, а с ней. Только не теперь. Приди она сейчас ко мне, я просто сгорю со стыда. А женщина она редкая!» – так раздумывал Зарницкий, маршируя по своему бараку с длинным чубуком в руках.

– Ваше высокоблагородие, юнкер пришёл, – доложил Щетина своему барину.

– Какой юнкер?

– Да наш юнкер, Дуров.

– Ну!

– Ну, пришёл. Доложи, говорит, подполковнику.

– А, понимаю; пусть войдёт, – засуетился Пётр Петрович и быстро стал застёгиваться на все пуговицы и охорашиваться.

– Слушаю, – как-то насмешливо промолвил денщик и вышел.

Вошла Дурова; плечо её было перевязано; она взволнованным голосом тихо проговорила:

– Господин подполковник… я… пришла просить вас…

– Готов, готов служить… Прошу садиться, – показывая на простую табуретку, растерявшись, сказал Зарницкий.

– Разумеется, наши отношения теперь не могут быть прежними?

– Да. Верно-с, теперь не то, как можно!

– Но я надеюсь, по-прежнему вы останетесь мне другом.

– Другом это можно-с, с радостью! Потому вы чудная женщина, чудная! – немного оправившись, ответил Пётр Петрович.

– Спасибо вам, господин подполковник! Я прошу вас, Пётр Петрович, никому не открывать, что я женщина.

– Как же это?

– Вы добрый, честный! Смотрите на меня по-прежнему как на вашего подчинённого…

– Этого, к сожалению, я не могу: прежде я почитал вас за юношу, а теперь…

– И теперь смотрите на меня как на юнкера.

– Удивительная вы женщина! Позвольте узнать ваше имя.

– Звать меня Надежда Андреевна, а фамилию вы знаете: я не меняла её. Итак, Пётр Петрович, при других вы будете обращаться со мною по-прежнему.

– Трудненько, барынька, трудненько.

– Прошу вас, мой добрый! Ведь вы не скажете, что я женщина, никому не скажете?

– Не скажу-с.

– И виду не подадите?

– Вы того желаете – я повинуюсь.

– Спасибо вам, мой дорогой, спасибо! Я… Я многим вам обязана, многим!

Дурова с чувством пожала своей нежной, маленькой ручкой большую, мускулистую руку подполковника.

– Только странно, как это вы в казаках-то очутились?

– Я, Пётр Петрович, как-нибудь вам всё подробно расскажу.

– Очень рад буду вас послушать… Знаете ли, Надежда Андреевна, я и теперь не могу прийти в себя от удивления… в нашем полку женщина-воин, она сражается, да как ещё, любому герою не уступит!.. Храбрость необычайная.

– Вы преувеличиваете, господин подполковник, – скромно заметила Зарницкому кавалерист-девица.

– Нисколько, нисколько… О вашей храбрости говорят все солдаты… Вы чудная, необыкновенная женщина; я готов это сказать хоть целому миру! – с чувством проговорил Зарницкий, провожая Дурову из своего барака.

ГЛАВА XVI