Александр I

– А, это тот герой, про которого ты мне говорил, князь? – спросил ротмистр Зарницкий у Сергея, показывая на Дурова.

– Да, Пётр Петрович, прошу, прими его под своё покровительство, – с улыбкою ответил Гарин.

– Служить хотите? Кровь за отечество проливать? Похвально! Только как это вы от тятеньки с маменькой ушли, то есть убежали? Ну если они проведают, где вы находитесь, да вас вытребуют? – насмешливо спросил у казака Зарницкий.

– Я совершеннолетний, господин ротмистр.

– Виноват, на взгляд вам не больше лет пятнадцати. Что же, я готов, юный герой, принять вас в мой эскадрон.

– Постараюсь заслужить, господин ротмистр, ваше доверие.

– Может, мне за это и достанется от начальства: ведь у нас делается по форме, а у вас никаких документов нет – кто вы и что вы? Один Господь ведает.

– Я дворянин, звать меня Александр, а фамилия Дуров.

– Ну, так и запишем. Слушайте, юнец, когда у вас вырастут усы?

– Скоро, господин ротмистр, – покраснев, ответил казак.

– То-то, а то вдруг герой и без усов.

– Больше для него чести, – вступил в разговор Гарин.

– Больно руки-то у вас малы да нежны, боюсь – сдержат ли они саблю острую?

– Не беспокойтесь, господин ротмистр, мне не привыкать, не одну сотню французских голов снесу.

– Молодец! Право, молодец! А Наполеона не боитесь?

– Чего бояться! Он такой же человек; мне увидать его хочется!

– Зачем? Он съест вас! – добродушно засмеялся Пётр Петрович.

– Подавится!

– Он прожорист – целую Пруссию съел и не поморщился. Да и не одну Пруссию, а всю неметчину, – смеялся Зарницкий.

– А русским подавится! – говорил Дуров, стараясь попасть в тон с ротмистром.

– Молодчина! Люблю!

– Прошу, господин ротмистр, любить и жаловать.

– Ну, любезный друг, жаловать буду не я, а батюшка-царь да высшее начальство! А ты понравился мне, юноша. Смел и за словом в карман не полезешь. Я таких люблю.

– Ваше благородие! – позвал Щетина ротмистра, когда из барака вышли Гарин и Дуров.

– Ну, – откликнулся Пётр Петрович своему денщику.

– А ведь он девка!

– Что?

– Девка, говорю, ваше благородие, – утвердительно промолвил старик денщик.

– Щетина, ты рехнулся!

– Верно говорю, девка.

– Пошёл вон, ты с ума сошёл! Казака принял за девку!

– Рожа-то у казака девичья, вы всмотритесь-ка, ваше благородие.

– Это, пожалуй, и так: лицо у казака очень нежное, похоже на девичье.

– Девка, ваше благородие. Как есть девка, во всей, значит, форме.

– Врёшь, Щетина!

– Не вру, узнаете сами!

– Врёшь, говорю!..

– Слушаю, ваше благородие. А только казак – девка.

– Молчать! Старый дурак!..

Спор ротмистра с денщиком, может, продолжался бы и ещё, если бы в барак не вбежал Николай Цыганов и громко проговорил:

– Пётр Петрович, фельдмаршал приближается!..

– Как? Едет? – Ротмистр стал быстро застёгиваться.

– Недалеко; меня князь к вам послал известить вас.

– Спасибо, спасибо, я сейчас…

– Спешите, Пётр Петрович, все офицеры в сборе…

– Сейчас, сейчас…

Зарницкий пристегнул саблю и быстро вышел из барака.

ГЛАВА VI

Генерал-фельдмаршал граф Каменский-первый, шестидесятилетний полуслепой старик, приехал в действующую армию с большою властью. Армию застал фельдмаршал далеко не в завидном положении: фуража было немного, оружия тоже; кроме того, в рядах русских солдат находилось много больных, да и сам фельдмаршал был болен. Продолжительная езда и тревожное состояние надломили здоровье старика. Ещё из Вильны граф Каменский, между прочим, доносил императору:

«Я лишился почти последнего зрения: ни одного города на карте сам отыскать не могу и принуждён употреблять к тому глаза моих товарищей. Боль в глазах и голове; неспособен я долго верхом ездить; пожалуйте мне, если можно, наставника, друга верного, сына отечества, чтобы сдать ему команду и жить при нём в армии. Истинно чувствую себя неспособным к командованию столь обширным войском».

Подъезжая к Пултуску, где собрана была наша армия, граф Каменский, подражая великому Суворову, из удобного дорожного экипажа пересел в простую тележку и прибыл в ней в главную квартиру; встреча была ему восторженная; солдаты громкими радостными криками приветствовали своего маститого вождя. Фельдмаршал ласково смотрел своими больными глазами на солдат и поклонами отвечал на их приветствие.

Приняв предводительство над армией, граф Каменский оставил в занимаемых ею позициях: генерала Беннигсена у Пултуска, графа Буксгевдена у Остроленска, Эссена 1-го у Бреста и Лестока у Страсбурга. В авангарде стояли: Остерман,[41] Барклай де Толли и другие. Французские корпуса были так расположены: маршалы Бернадот, Ней[42] у Торна, Сульт и Ожеро[43] у Плоцка; императорская гвардия и большая часть кавалерийских резервов были в предместьях Варшавы, а маршал Даву[44] – вблизи Модлина.